Тень первая

«Я вернулась по праву умерших

Повстречаться с тобой в дожде.

Я пойду по апрельским сумеркам,

Как Господь ходил по воде.

Возвращение – тень прощения.

Я приду на исходе дня.

Я приду – через все лишения,

Только ты не оставь меня.»

В. Башмакова.

 

Виноват очаг. Это случилось дома.

 

Вбежала вся мокрая. Хлопнула дверь, отгородив меня от стены дождя. Я остановилась на половике, не решаясь пройти дальше в дом. Вот и с одежды уже целая лужа натекла…

- Конечно, заходи! Привет!

Встреча, которая всегда радостна.

Вот уже мои руки кружка с чаем греет. Вот уже мокрая одежда на веревке повесилась. Вот уже…

- Я поняла, понимаешь, поняла! Ты – моя тень.

- Так уж и тень? А почему я – твоя, а не ты – моя?

- И я твоя – тоже.

- Это как?

 

…любит семью. Как правило – свою, но иногда и чужие. Любит животных. Не любит скорпионов. Наверное… Кто их любит-то, болезных…

Когда смеется – создает впечатление самой жизни, наверно, жить любит.

Она пройдет горной тропой, не заметив пропасти под ногами. Она проедет автостопом до Владивостока, очаровав всех водителей. Она утешит в горе и огорчит в радости. Чтоб жизнь медом не казалась.

Вглядываясь в зеркало, я вижу ее. Сидя в кругу ее семьи у домашнего очага, я вижу за правым плечом ее. Она – моя тень. Она – моя вечная тень. А я? Кто я? Не тень ли ее, только от другого источника света?

Мы по разные стороны зеркала. Мы никогда не поймем друг друга.

Но слова моей тени – это мои слова…

 

Это рассказ о ней. По крайней мере, мне так кажется.

 

Вот так оно и было (1)

 

…- Эй, не спи на ходу!

- А? Ой, прости. Я задумалась.

- Пошли, Хан сказал – за нами правое крыло. Первая комната – его, вторая – лаба, далее можем селиться. Представь, у нас есть кухня, настоящая, даже слоем пыли не покрыта!

- И с чего такие щедроты?

- А хрен его знает. Хан говорит, школа теперь полупустая, вот и селят кого попало, деньги-то всем нужны…

- Кого попало, это нас, что ли?

- Ага! Ну, пошли?

- Веди, Харон, я за тобой!

 

==================================================================

Директор школы не должен никого бояться. Он и не боялся. Вернее - не боялась. Школой заведовала дама. По виду и нраву суровая, по порядкам и обращению строгая, по быту аскетичная. Руководящая должность того не ломает, кто гнуться умеет. Под любые условия, какие бы жизнь ни подкинула. А суровая Елена умела не только гнуться. Она умела не бояться. И только благодаря этому некоторое время назад у нее появились очень веские основания для такой «небоязни»…

===================================================================

 

Заселялись бойко, с шуточками, распугивая поселившуюся в здании пустоту. Нехорошая такая была пустота, пыльная, суровая. И кто это придумал переделать обычную деревенскую школу под мини-замок, средневековый который? А как еще это назвать, коли на каменных стенах скобы торчат под факелы, потолок закопчен не хуже походного котелка, а местные барышни платьями только что пыль не подметают?

На самом деле, я не знаю, как там оно было в средневековых замках, я там не была. Но ассоциативное мышление всегда работало у меня лучше логического: где замки, там и привидения. Конечно, как любой цивилизованный человек, я их не боюсь, наоборот, совсем не против познакомиться. Только что же мне так…

- Ну не спи ты!

Вот блин! Чуть чемоданчик с реактивами не выронила!..

- Не сплю. Медитирую… Да иду я, иду!

 

С вещами разобрались только к обеду. Уж очень это тяжко – расстаться с собственным оборудованием, пусть его и с гулькин нос. Все проверить, настроить да протестировать, первичные образцы загрузить – пущай адаптируется… А проще говоря, сунуть электроды в стакан с местной водой и посмотреть, что выпадет, да кинуть мышкам салату с местного огорода, вот и вся наша работа.

Мы уже привыкли. Составлено, взвешено, отработано до мелочей. Хан дает команду, прибываем на место. Обосновываемся, где придется, чаще всего как раз в школах. Ориентируемся, знакомимся с людьми, смотрим умными глазами на местные воду, почву, флору и фауну, и т. д. Чего больше, чего меньше, чего найти можно, чего потребить… А там уж за нами народ валит – находить и потреблять. И местным польза, в некотором смысле. Была деревенька захудалая, а стал «Центр по охране заповедника, охраняющего вид любка двулистная, Platanthera bifolia (L.)». (Четыре метра квадратных площадью, три экземпляра вышеупомянутой любки, остальное - Carex digitata L., Melampyrum nemorosum L., Calamagrostis arundinacea (L.) Roth., трава, короче говоря. Милости просим всех, кому некуда девать деньги.)

Но это уже все нас не касается. Мы подсказали, а вы уж охраняйте, добывайте, кормите местное население. А мы далее за Ханом, на новое место. Веди, мол, нас, Харон, а мы уж за тобой. Дежурная шутка, так сказать.

Вот привозит нас Хан, а на месте уже каждому – свое. Вот Верунчик у нас – специалист–сенозаготовщик. Приносит она этого сена по охапке в день, и сидит, определяет. Ботаника forever! Кира (для своих и знающих - Кирка) у нас штатный могильщик, везде с лопатой ходит. Очень удобно: где умер – там и закопали. За неделю работы вся округа покрывается почвенными разрезами, а мы начинаем внимательнее смотреть под ноги, а то в могилу никому раньше времени не хочется. Разве что Листику, но это уже…

Листик (он же Костик) – существо невероятно тощее, занудное и близорукое, как и положено заслуженному компьютерщику и вообще (подозреваю, это их работа так меняет). Он у нас специалист по заправлению листов (т. е. листиков…) бумаги в принтер (матричный, в связи с чем весьма мерзкохарактерный и отвратительноголосый). Прозвище свое недолюбливает, весь мир тоже. Каждый день заново объявляет о своем решении уйти в мир иной, и каждый день вся наша дружная команда его от этого отговаривает. Кто же кроме него будет таскать за собой весь этот железный хлам?

Юрка – алхимик-отравитель, мой коллега по рН-метру и прочему стеклу, по совместительству моя тень. Таскается за мной везде и оттачивает на мне свои приколы. Лучше бы тренировался вон… на Илюше… Илюша – наш мясник, как по внешности и характеру, так и по профессии.

Ну и командир, впереди, на лихом коне, Хан, то есть. Прозвище говорит само за себя. Вот и вся наша дружная команда. Друг за друга кому угодно голову снесем, а уж друг другу – и подавно.

- Чудо мое, ты сегодня весь день спать собираешься?

- Юрка, свали, а?

- Обедать не идешь?

- Иду, иду, только отстань…

Что же мне тут не нравится?

 

Нас пригласили на общий обед школы, что уже значило немало, и само по себе было странным. Зачем тогда кухню выделять? Но поесть на халяву не отказался никто. В столовую разве что не бежали, после голодного-то дня. Бежали-бежали, да вбежали.

Столовая была копией любой обычной школьной: три ряда длинных столов, розовые клеенки с белой оборкой, салфетницы без салфеток… Два стола пустовали (один из них предназначался для нас). За третьим сидели… Дети этой школы?

Так бывает. Смотришь на обсуждение коммерческих вопросов в офисе за круглым столом короля Артура, и видишь – одинаковые они все. Пусть и не так это: один с женой каждый вечер ссорится, второй любовницу завел, а третий и вовсе холост… этот толстый и с лысиной, а этот за веревкой прячется от ножниц парикмахера… Но это все если приглядываться. А так все одинаковы. Одежда ли, выражение лица ли…

Когда я вижу столько одинаковых людей, я начинаю подозревать, что клоны уже среди нас. Только девушки, лет под шестнадцать, с короткими стрижками, в длинных платьях «ниже пола», у некоторых сверху что-то типа плащей (с капюшонами, как водится), выражение лица если не монашки, то уж послушницы перед матушкой-настоятельницей…

Застывшие статуи. Одинаковы.

Ну, да и ладно. А нам кушать хочется.

«Матушка-настоятельница» села за стол с нами. Звали строгую директрису Елена Сергеевна, и одевалась она, в отличие от своих «послушниц», весьма современно, под бизнес-леди. И в то же время в ней было что-то неуловимо учительское. Я сразу почувствовала себя как на уроке геометрии, причем без домашнего задания. По крайней мере, стало очень стыдно за манеры за столом, как за себя, так и за друзей. Когда я последний раз ела за столом? Все больше под кустом из миски…

Но вот всегда у нас найдется кое-кто, кто никого не стесняется! Юрка закинул в рот ложку супа, пнул меня под столом и выпалил:

- Елена Сергевна, а у вас тут живут привидения? А то обстановочка у вас слишком подходящая, некоторые у нас даже бояться!

Последовавший за словами очередной пинок под столом заставил меня ойкнуть и поджать ноги. Это он чтобы всем яснее было, кто боится! Серняги ему за шиворот!

Я подняла голову и замерла. Елена Сергеевна смотрела на Юрку. Под ее взглядом мой незадачливый напарник медленно сползал под стол и пытался притвориться веником. Получалось слабо. Гроза казалось неминуемой. Строгие губы в нитку, взгляд василиска, пальцы чуть простучали по краю стола…

Елена Сергеевна улыбнулась. Широко, легко. И сразу стало светлее и проще, и мои манеры не столь отвратительны, и Юрка просто пошутил.

- Привидения? А ты знаешь, кто такие привидения?

- Ну, те… Такие, которые после смерти… Остаются…

- Остаются, говоришь? Нет, таких тут нет.

И даже Юрка не посмел спросить, какие же тогда тут есть.

 

После обеда Верунчик потащила меня разведывать обстановку на местности. Группа не препятствовала – чем скорее закончим, тем лучше, а дел всегда хватает. Только Юрка посмотрел неодобрительно. Но реактивы выдал, и даже дистилляту лично от себя добавил. «Лучше б спирту!..» - рассмеялась Верунчик. Вот ведь девчонка! Смешливая, вечно радостная, ничто ее не берет. Вот уж кто не убоится привидений…

Прямо с крыльца школы открывался прекрасный вид на озеро. Широкое, гладкое, листики кубышек на воде качаются, березки по берегам…

- Юлечка, может, искупаемся?

- Не, Верунище, холодно. Давай завтра, а?

- И ничего не холодно! Ладно, не смотри на меня глазами коалы, закинутой в Антарктиду. Пошли. Сразу за озеро примемся или сначала посмотрим, что еще есть?

- Давай озеро, все равно придется…

К озеру вела чуть намеченная в траве тропинка. Под ногами хлюпало – две недели непрерывных дождей давали о себе знать. Хорошо еще босоножки захватила. Очень удобно – как залилось, так и вылилось. Червяков повыползло! Хоть Илюше их отдавать, хоть Листика на рыбалку посылать. Верунчик уже летела на крыльях вперед. Кажется, так сейчас и нырнет... С нее станется!

Но на берегу она остановилась. Впрочем, тут же завязала подол на поясе и полезла в воду – тягать все те же кубышки. И что в них может быть интересного? Мне же ничего не оставалось, как разложить на мокрой траве свою лабораторию и отправиться за первой пробой.

Моя рассеянность, видимо, решила меня сегодня доконать. В третий раз проливая на джинсы особо ароматный сульфид натрия (а ведь чувствительность к сероводороду у нас выше некуда, счет идет на молекулы), в третий раз вытирая руки об штормовку (вроде не фенол, не канцероген!)… тьфу ты, опять переход пропустила! Мерный стаканчик в руке дразнился насыщенным серым цветом (индикатор – эриохром черный Т, переход цвета от фиолетового в синий). Только что я считала, что переход начинается в гораздо более сиреневой области… Пусть Юрка титрует!

Со злости я запустила стаканчиком в озеро. Верунчик удивленно обернулась на плеск и подхватила стаканчик, уже радостно погружающийся на дно.

- Ты чего?

Я уже сидела спокойно, обхватив руками колени и мрачно устремив взгляд вдаль.

- Ну? Что с тобой?

- Сама не знаю. У меня все сегодня из рук валится. Давит на меня эта школа, понимаешь? Замок чертов… Может, здесь и вправду привидения живут? Я уже готова поверить…

- Привидений не бывает, это я тебе авторитетно заявляю. У тебя одно привидение, вполне осязаемое. Ходит за тобой тенью, проходу не дает, вот ты и бесишься. Хочешь, я с ним поговорю? Ухаживать за девушкой – дело, конечно, святое, но не так же!

- Верочка, но ведь я, правда…

И тут язык у меня отнялся, и сама я остолбенела. Было ли от чего, спросите?

 

За спиной Верунчика, в лучших традициях фильмов ужасов, поднималось из воды нечто. Больше всего сие нечто напоминало человека, но размерами побольше и разреженного до консистенции тумана. Странно. Поплыло все перед глазами, и привиделось…

 

…Древний-древний город, не менее пяти тысяч лет. Старый-старый человек, не менее пяти сотен лет. От города остались одни развалины. От человека – не больше.

Жаркое солнце, нагретый воздух дрожит над камнями остатков стен. Человек садится на камень. Горячо, слишком горячо даже через одежду. Человек медленно оглядывается. Начинает считать свои тени.

Первая…

 

Хищные ли намерения были у этого нечта или нет, я выяснить не успела. Проследив за моим взглядом, Верунчик быстро обернулась. Водяной скрылся в воде, позволив себе лишь легкий всплеск. По воде разошлись круги.

- Рыба… - Верунчик пожала плечами.

- Ага, рыба… Ну да…

Я медленно положила голову на колени и стала разглядывать дырку от кислоты на джинсах. Так легче. Так рыбы не превращаются в водяных, так нет привидений, нет средневековых замков, нет «настоятельниц» и «послушниц»… Может, наша работа так действует? Пройти, что ли, психолога, профилактически…

- Юля, Юлечка! – Верунчик выбежала из воды и кинулась ко мне. – Ну что с тобой? Тебе нехорошо? Позвать кого-нибудь?

- Нет-нет, все нормально. Все хорошо. Просто день такой, неудачный. Мерещится всякое…

- Все, пошли в школу. Тебе помочь собраться?

- Как же работа? Хан…

- Вот я и объясню ему, куда он может засунуть свою работу, а также что его ждет, если он по-прежнему будет выдергивать нас на новую операцию без перерыва… Пойдем, пойдем…

Вот так, стараниями энергичного Верунчика, я оказалась на больничном положении. Мне было стыдно, но я не сопротивлялась. Честно говоря, теперь я боялась озера.

 

===================================================================

Железная Елена сидела в своей личной комнате. Впрочем, любая девочка всегда могла войти к ней. Что толку запираться от людей, если…

- Лена, я кофе принесла.

- Да, Таня, спасибо.

Кружка приятно грела ладони. Елена всегда старалась, чтобы девочки считали ее руководителем, но не повелителем. Вроде бы получается… Таня – умница, ее способности возросли еще на несколько процентов, надо бы ей выбирать специализацию…

Правильно ли она поступила, пустив на территорию школы чужих? Тут ей никто не подскажет, самой придется решать. Нет, никакой опасности нет, но… Все деньги, всегда не хватает денег… Привидения, надо же!..

Бедная девочка… Вот уже началось. Впрочем, с этим как раз справиться несложно…

===================================================================

 

В лабораторию я скорее вползла дохлой мышью, подопечной Илюши. Вяло бросила полевой чемоданчик на стол, устало плюхнулась на стул. Юрка уже открыл рот, чтобы отпустить очередной комментарий… И тут же закрыл. Смерчевым тайфуном буранового типа обрушилась на него Верунчик. Сначала Юрок только кивал, потом опустил голову, а потом даже покраснел. Я смотрела во все глаза. Когда еще такое увидишь? И не только я, вся лаборатория уставилась.

- Все понял? – гордо завершилась проникновенная речь. - Проводи ее до комнаты.

Юрка затравленно посмотрел на меня. Он явно не понял половины обвинений, но счел за благо не переспрашивать. С места он не двинулся. Я вздохнула, встала и двинулась к двери. Не ждать же мне, в самом деле, любезностей со стороны этого мучителя…

Догнал меня мучитель уже за дверью. Умеет все-таки Верунчик объяснять! Чувствуя себя не при деле, он было взял меня под руку, но тут же отпустил. Я обернулась. Он, что, правда, краснеть умеет? Ну, я кретинка! Надо же, ухажера проморгала. Без Верунчика и не заметила бы. Старею, что еще сказать...

- Куда тебя привес... проводить?

- Тьфу на тебя, конвоир!

Я даже улыбнулась. Надо же, а он мне нравится. Он очень даже милый, язык вот только за зубами не держит.

- Ну, в смысле, ты в какую комнату поселишься?

- Подозреваю, в первую же по этой стороне после кухни.

- Но… Там я уже… И я не знаю…

- Тогда на соседнюю кровать рядом с тобой. Или ты предпочитаешь, чтобы сразу на твою кровать?

Вознагражденная еще раз видом краснеющего Юрки, я гордо развернулась и направилась в означенную комнату, оставив его размышлять над моими словами. Это был час триумфа и возмездия. Я мстила, и мстя моя была ужасна.

Легла я все же на соседнюю кровать. Думать не хотелось. Завтра разберусь, и с вещами, и с делами, и с привидениями. В сон я провалилась незаметно.

 

Пробуждение было на редкость приятным. В окно прямо над моей головой било солнце. Комната при свете оказалась неожиданно приятной, жизнь – прекрасной, а будущее – светлым. А привидения… Ну, что привидения? Они, в конце концов, тоже люди.

В комнате я находилась одна. Кровать Юрки у противоположной стены была аккуратно заправлена. Очень странно. Юрка – аккуратный? Да, вот чего с людьми любовь делает! А времени, оказывается, уже 10.00, неудивительно, что я одна. Наши, небось, уже работают, а меня пожалели. Пора объяснять, что нечего меня жалеть!

Я спрыгнула с кровати, добежала до рюкзака с вещами, (Юрка расстарался, не иначе, я рюкзак в лабе оставляла) натянула шорты и футболку. Все, готова к труду и обороне! Интересно, завтрак мне оставили?

На этом месте моих размышлений скрипнула входная дверь. Непонятно чего испугавшись, одним прыжком я возвернулась на кровать и замерла. Сердце бухает, мурашки по коже, нервы ни к черту, дайте валерьянку!.. Дверь отворилась полностью. В комнату вплыла Елена Сергеевна, собственной персоной, с подносом еды, в дополнение к персоне. Она внимательно оглядела меня и улыбнулась. Тепло так, мило, а у меня мурашки по коже все бегают… И голос у нее такой приятный, обволакивающий, баюкает…

- Уже проснулась, милая? Это хорошо. Твои друзья за тебя волнуются. Вот тебе завтрак, ешь, не бойся. У меня нет привычки травить гостей. Не буду убеждать тебя, что ты ничего не видела, и что это только нервы. Да, тут живет много кого кроме людей, и они имеют на это полное право. Не удивляйся, люди еще слишком плохо знают окружающий мир. И не бойся – мои подопечные не причинят вреда моим гостям. И не пытайся разобраться в этом. Я вовсе не запугиваю, просто у тебя ничего не получится, а они могут тебя напугать. Лучше не делись своими открытиями со своими – тебе все равно не поверят. Работайте спокойно, я вам не мешаю, только и вы мне не мешайте. Ну, все, завтракай. Я пойду. Надеюсь, в ближайшее время в твоей жизни найдется кое-что очень интересное…

И Елена Сергеевна исчезла за дверью так тихо, словно сама была привидением.

Вот тебе и школа… Да, влипли мы, пожалуй. Елена-то не знает, зачем мы здесь, какая у нас работа. Да найди мы хоть что, сюда же хлынет волна заинтересованных, и вряд ли они останутся равнодушными к творящемуся тута. И Елена Сергеевна тоже вряд ли будет довольна. Как напустит водяного на особо виноватых… Сматывать удочки по-скорому? А как объяснить причину? Права Елена, не поверит мне никто. А если поверят – наоборот, обрадуются. Как же, нашли золотую жилу, замок с привидениями! И с Еленой согласовывать не будут, толкнут кому-нибудь, а после нас хоть потоп…

Да чего гадать-то? Очевидно, что я одна ничего не сделаю. Но не слепые же мои спутники! Раз здесь на самом деле кто-то есть, то и они увидят. Ну хоть Листик тот же, ему и так везде саваны мерещатся… Вот тогда и поговорим. А пока…

Поддавшись внезапному порыву, я схватила поднос и вышла вместе с ним из комнаты. Чем-то мне не нравится эта «настоятельница», и не собираюсь я ее еду есть. Гораздо лучше этой еде будет на ее родной кухне. А я посмотрю, что мне там мои оставили.

 

С едой - это я погорячилась. Рисовая каша была на воде, подгорелая и без сахара. Нет, не только на мою долю, сами они тоже самое ели. Хан, что ли, готовил? Кто еще так может испортить продукт… Но что-то подсказывало мне, что я правильно отнесла поднос. А вдруг правда отравят? Всякое бывает.

После завтрака я отправилась в лабораторию. На месте оказались только Кирка и Хан, остальные уже разбежались по полям.

- Хан, садист, это ты кашу готовил?

- Я, а что такое? Невкусно получилось, да?

- Кирочка, что, кроме меня никто не возмутился? Непорядок!

Кирка отвернулась от созерцания земли-матушки в чашке Петри.

- А кто что скажет? Хан обидится, и кому охота поутру вставать да завтрак готовить? Лучше помучиться, а потом вдруг он научится…

- Ага, научится он, как же! Маньяки, я лучше вообще завтракать не буду.

- Ну-ну. Как твое самочувствие? Привидения больше не видятся?

- Пока нет. Наверное, они днем не выходят, только по вечерам. Хан, каков распорядок на сегодня?

- Тебе пока ничего. Как я понял, даже учитывая вчерашнее происшествие, потитровать ты успела, и особых результатов не получила? Ну вот, значит, озеро побоку… Из водоемов тут еще два озера, поменьше этого, 3 и 5 км отсюда, речка Печка… Что ты смеешься, так и называется! Так вот, речка, почти сразу позади школы, надо ли говорить, что в наше озеро она впадает… На речку пошел Юрий, он же забрал реактивы… Так что вот так.

- О, Юлька, пошли со мной покопаем? Мне и в яму лезть, и пробы брать, кто-то инструмент подавать должен.

- Пойдем. Все равно делать нечего. А копать не заставишь?

Кирка неопределенно хмыкнула, и я поняла – заставит.

 

Солнце еще не улезло за тучи, было тепло и хорошо. Все страхи спрятались до темноты, давая мне отдохнуть. Я шла за Киркой по лесной тропинке (не оставлять же за спиной маньяка с лопатой!) и искренне наслаждалась жизнью.

В конце концов, у меня, вон, кавалер нашелся, есть чему порадоваться. Надо бы с ним поговорить сегодня, а то он совсем странным стал, коли ничего Хану не сказал по поводу его отравы… Да чего мне не хватает? Он – хороший парень, я давно его знаю… Да, и он меня давно знает… Нет, так ведь не бывает. А, ладно!

Вон, Кирка тоже всегда недовольна всеми парнями, какие ей встречаются. Надо же, привереда какая, никто ей не угождает! И это притом, что ее и симпатичной-то не назовешь. Скорее полная для своего небольшого роста, черты лица грубые, почти мужские, руки только для лопаты… Волосы только шикарные, густые, черные, чуть волнятся… И губы полные, яркие, никакой помады не надо. На то, видать, и ловит, парни вокруг нее вьются, как осы у лотка с фруктами. И на уверенность. Всегда я завидовала ее уверенности. По-доброму, конечно, без всяких. Я Кирочку очень люблю, сколько раз друг за друга стеной вставали! Наверняка она рада будет за нас с Юркой. Вот и хорошо.

- Пожалуй, здесь.

Кирка оглядела выбранную полянку и, кажется, осталась довольна.

- Возьми там, в рюкзаке бланк, запиши описание. Как ты считаешь, кого здесь больше, елок или лип?

- Лип больше, лес явно не темный, а считать не охота.

- Значит, липняк, - Кирка уже взялась за лопату, - ну, с елками, понятно. Ты пиши, пиши… Ассоциация – липняк с елью… Кто тут еще растет-то?

- Осока тут растет, это я и так вижу. А что ты здесь откопать надеешься?

- Описание мне допиши, а потом теоретизировать будем. Слушай, а что, так и пишется – «волосистоосоковый»?

- Представь себе! Только он разнотравно-волосистоосоковый, чтоб остальную травку не обидеть. Почва?

- Должна быть бурая, сейчас откопаем… А, ладно, пиши: «почва – бурая лесная слабооподзоленная». Можно подумать, кому-то это понадобится! Я и так могу сказать – нет тут ничего в почве. И не будет ближайшие несколько миллионов лет. Ну, скажи мне, откуда тут чему взяться? Ни моря тут никогда не было, ни болота, ни самой захудалой речушки. Равнина, что с нее взять…

- А чего тогда копаешь?

- Для совести очистки. Вдруг клад откопаю?

- Слушай, а ты знаешь, чего мы вообще здесь ищем? Местность стандартная, лес как лес, озеро как пруд, почва вот тоже так себе…

Кирка уселась на край «могилы», взглянула на меня задумчивыми глазами… И вдруг произнесла с завыванием:

- Не боимся мы привидений, пауков и оживших котлет.

Мы боимся своих отражений, потому что – а вдруг их нет?

…повеяло холодом. Качнулись тени деревьев. Мелькнуло перед мысленным взором лицо Юрки, потом – директрисы. Смеялся Хан. А я плакала…

Я немного обалдела. Нет, все-таки это свинство! Не хватало еще, чтоб мои собственные «ко-лабораторы» меня пугали.

- Это ты к чему? Прекрати немедленно! Я и так боюсь!..

Кирка возмущенно посмотрела на меня.

- Я пророчествую, а ты – самый неблагодарный слушатель на свете!

- Нечего тут каркать, я и своего отражения сейчас испугаюсь…

- А ты, что, правда, не знаешь, почему мы здесь? Ух, ты! Ты куда смотрела? Думаешь, Хан просто так нас дернул без отдыха на следующую операцию? Да кто бы с ним поехал, кроме тебя, энтузиастки, читай – идиотки?

- Ну уж…

К манерам милой Киры я давно привыкла.

- Вот тебе и «ну уж»! Это был прямой заказ, понимаешь?

- То есть? Кто-то заказал что-то конкретное? Так что же мы…

- Да нет! Заказчик сам нашел нас, дал понять, что в этой деревеньке есть нечто необычное, и попросил это найти и изучить.

- Так если он знает, почему не сказал? И зачем мы?

- Будешь спорить с заказчиком? Знаешь, сколько он нам платит? За такие деньги я тут весь лес на кладбище перекопаю!

Естественно, я не знала. Естественно, после названной цифры я согласилась, что спорить с заказчиком не буду, и очень рада, что Хан согласился. Пусть даже нам здесь головы поотрывает. Зато на ублажение всего оставшегося больше останется…

И только на обратном пути до меня дошло. Тут же захотелось отказаться от таких денег и быстрее бежать отсюда. Хотя нет, команду я бросить не могу. Надо им объяснить. Только как?

 

===================================================================

- Женя, возьми Лену, на вас сегодня новые. Нет, нельзя всех, не больше восьми. Мы не можем помочь всем!.. Я вас прошу… Сейчас, подождите… Да, третий этаж, вторая комната. Предложите бытовые приборы, еще есть пара участков леса… Я знаю, и все же… Еще… Пусть, возьмите на людей. Да, черт возьми, людей! Я знаю, что опасно! Или ты думаешь, что я хуже тебя это знаю? У нас уже есть Воронок и Каминщик... Нет, больше нельзя на подавление воли, большой риск. Бери на чувства, пусть... Да-да... Ой, я чуть не забыла! Скажите девочкам, сегодня встреча. Вечер, после десяти. Надо все убрать. Ну, все, я на вас надеюсь...

- Лена, вам еще нужен Коммуникатор?

- Нет, спасибо, можешь убирать. Таня, ты думала над специализацией?

- Не знаю, Лена. Я не хочу уходить от вас. И не хочу терять разум. Может быть, все–таки можно вернуть?..

- Ты же знаешь, это не возможно. Ты потеряешь способность рассуждать, и если у тебя не будет обязанностей, можешь навредить. Не бойся. Подумай, может, быт?

- Не знаю… Не знаю!..

- Не плачь, ну, не плачь, я прошу тебя…

В такие минуты директриса думала, что она ненавидит людей.

===================================================================

 

Возвращались в молчании – я обдумывала ситуацию. Ну, какое-то время можно тянуть, пока другие ничего не заметили. А потом? Не бросит Хан такого дела, попробует переиграть Елену… Что со мной? Я всегда верила в Хана, как в абсолютное божество. Почему же я считаю, что ему это не удастся? С Юркой, что ли, посоветоваться? Пусть только попробует мне не поверить! Или с Верунчиком, она – человек умный…

 

Пока мы рыли яму ближнему и таскали на себе образцы, остальные тоже времени зря не теряли. В лабе было шумно и тесно от обилия емкостей. С одной стороны за Листиковым компьютером сидел Хан, а сам Листик вместе с Илюшей склонились над n-ным количеством клеточек, ящичков и мешочков, причем во всех этих вместилищах что-то шевелилось и издавало разнообразные звуки. В руках ребят были линейки. Два стола вдоль стены были заняты стеклом всяческой формы. В воздухе витали пищание, скрежетание, вопли «твою… я тебя, если еще раз укусишь!..» Так всегда. Работа с животными требует вежливости и мягкости.

Прямо с порога картина мне предстала следующая: Костик, сунув указательный палец левой руки в рот (остальные пальцы уже в пластыре), правой рукой держит за шкирку большую полевую мышь, а Люша примеряется линейкой к ее хвосту.

- Точность не меньше десятой миллиметра!

- Откуда я тебе возьму доли миллиметра, эта линейка вообще в сантиметрах!

- Аккуратнее надо с приборами обращаться, тогда деления стираться не будут!

- Я тебя сто лет уже прошу купить новую линейку!

- У меня будет заражение крови, эта чертова мышь!..

- На глаз определяй!

- Я самому тебе щас в глаз дам!

- Быстрее, я сейчас истеку кровью!

- Меряй!

- Сам меряй!

- Ай! Чертова мышь!

Так и не измеренный хвост мыши мелькнул в щели в полу.

Ну и как предлагаете работать в таких условиях? И это ведь еще одни из лучших…

- Хан, Юрка вернулся?

- Он на дальнее озеро пошел. Можешь нам помочь?

- Э, нет, сами животных мучайте. А Верунчик где?

- Не скажу, пока не поможешь…

- Ладно, только чур я - на компьютер.

- Ну, хоть так.

И опять вопли еще на три часа.

- Вид?

- Apodemus sylvaticus.

- Цвет?

- Более серовато-коричневато-буро-рыжий, чем п. 6, с черной полосой 5*0,5 см.

- Вес?

- 30 г.

- Настроение?

- Злобное, Листика опять укусила.

- Хвост?

- 5 см.

- Точнее!

- +1мм, устроит?

- Жировая прослойка?

- Да она голодная, так и мечтает Листика съесть.

- Уберите ее от меня, она на меня смотрит!

- Вид?

-

- Вид?

-

- Вид?

Фантасмагория.

 

Остановились только на обед. Да и обедом это можно было назвать только условно - так, перекус. Еду готовила Кира, и из лабы мы не выходили. Я только радовалась, не хотелось лишний раз попадаться на глаза директрисе. После обеда вернулись Верунчик и Юрка, и я занялась своей отраслью.

Описание состава воды заняло немного времени, и ничего особенного мы не обнаружили. Только чуть больше серебра, чем обычно. Маленькая странность. Очень мне не понравившаяся. Я вообще всегда настороженно относилась ко всяким там аргентумным вещам: старинным медальонам, странным фибулам… В сказках они всегда оказывались связанными со всякими потусторонними существами, а сказки я невзлюбила с детства, с тех самых пор, как в первой же из них таки убили горячо нравившегося мне Кощея Бессмертного. С тех пор серебро мне нравилось только в виде серебряных пуль, да и то нас не учили охоте на вампиров. А кстати, почему?

Действительно, что за пропуск в образовании? Я вот, например, человек здравомыслящий, в привидений не верю… До тех пор, пока не увижу. А раз уж видела, то не пытаюсь уговорить себя, что мне показалось. Если все глюками считать, так впору и весь мир за сон принимать. А раз они вполне есть и едят (кстати, а кого они, интересно, едят?..), почему нас не подготовили? Почему среди нашей дружной команды все еще нет мага и колдуна, эдакого деревенского дедугана с бородой до земли и балахоном времен его рождения? (Он бы вписался к нам в самый раз, только такого нам и не хватает для полного комплекта дурдома…) Что-то я не замечала раньше за Ханом таких просчетов. Тень от хрена получается. В смысле, хренотень полная. А значит, не просчет это. Расчет. Тонкий такой… Ой, не люблю я недоговоренностей между друзьями! Почти как серебро.

Точно, надо обязательно поговорить с кем-нибудь. Сразу с Ханом? Ага, фиг он мне чего скажет, если сразу не сказал. Любит он нервы подопечным беречь, интриган паразитский. Кирка тоже не скажет, она сама все вызнавать любит, а вот трепать языком – не по ней. Верунчик и Люшка стараются не лезть не в свое дело и, сто пудов, ничего не знают. И не страдают, в отличие от меня. С Листиком вряд ли кто делился наблюдениями. А вот Юрка… Кстати, первое доверенное лицо (в смысле, рожа нахальная) для Хана. Ну ладно, пусть будет Юрка.

Поток моих мыслей оборвался так же неожиданно, как и начался. Взгляд сфокусировался на лице зловредного «ухажера».

- Юрка, пошли, погуляем?

- Я и так все время пошлю, отчего бы не послать? А что, замок давит?

- И это тоже.

- Ну, куда пойдем?

- Пойдем к озеру, все равно я его вчера не доделала.

Сумрачный коридор навевал смутные тревожные ощущения. Чужие мы здесь. А что делают с чужими? Вот именно. Действительно давит… На крыльце стало легче. Особенно когда Юрка взял меня за руку. А вот чемоданчик с реактивами не забрал, хам! Ну, я ему припомню… Интересно, он осмелится обнять или нет пока? Нет, уже почти до озера дошли. Жалко, что оно так близко к школе.

На берегу разложили аппаратуру, и я глубоко вздохнула. Надо начинать разговор...

- Юлька, давай купаться, пока не налили реактивов в воду!

Хм, второй раз меня купаться зовут, пора, пожалуй, и согласиться. Если б еще не воспоминание о вчерашнем происшествии, сама бы предложила. Тем более, что в свете нового дня все выглядит гораздо оптимистичнее: вон березка желтеющими листиками шелестит, вон кубышки на воде… еще остались после вчерашнего браконьерства Верунчика… Вон уже Юрка разделся до плавок и прыгать в воду готовится… Тьфу ты, купальник забыла! Это все меня Елена Сергеевна утром отвлекла. Обычно я сразу влезаю в купальник и так и хожу в нем весь день – мало ли когда придется в воду лезть? А то и просто позагорать хочется. А тут на тебе – забыла.

Идею о том, что можно было бы и без купальника, я тут же мысленно отбросила подальше в кусты. Не хватало еще этого извращенца соблазнять… на антиобщественные действия. Пришлось лезть в воду как была - в шортах и футболке.

- Да, хороша-а-а, - не преминул прокомментировать мой купальный наряд Юрка. – А что ж ты шубу и валенки не захватила? Без них как-то…

- Для купания в этом озере, после вчерашнего чудища, я бы предпочла скафандр… - мрачно изрекла я.

- Тогда советую тебе не мелочиться, а сразу приобрести рыцарские латы, - пока я медленно гребла по-собачьи, Юрка нарезал круги вокруг меня, изображая дельфина. – Их, говорят, никто не мог прокусить, даже драконы. Только не уверен, что в них будет удобно плавать…

Представив себя, плывущую по озеру в латах, я засмеялась и тут же зафыркала – вода попала в нос. И тут Юрка исчез из поля зрения. Пока я крутила головой, пытаясь сообразить, куда он делся, его пальцы уже вцепились в мою ногу и потянули вниз. Вот тут-то я и пожалела, что на мне нет хотя бы латных перчаток, стараясь кулаком попасть хоть по какой-нибудь части тела своего мучителя. Куда-то попала, хотя ногу мою так и не отпустили, напротив, потянули еще сильнее под воду. В результате под конец борьбы я хохотала, захлебывалась и отплевывалась одновременно. Каюсь, нырять никогда не умела. Только раньше это Юрку никогда не останавливало. Обычно Хан вытаскивал меня из-под воды полузахлебнувшуюся и долго откачивал на берегу, а Юрка стоял рядом и усиленно делал вид, что ему стыдно. А теперь сам из воды вытащил, на руки подхватил, в глаза смотрит с тревогой… Надо же, как изменился человек. Кажется, мне уже не хватает моего старого ехидного товарища-мучителя.

- С тобой все в порядке? Искусственное дыхание точно не требуется?..

Ну вот. А я уж было подумала…

- Нет уж, спасибо. Только не в твоем исполнении. Хм, ты не собираешься меня отпустить?

- Э-э-э… Тебе неудобно?

- Ладно, сойдет. Могу даже спасибо сказать. За своевременное спасение.

- Ах, всегда к вашим услугам!.. Чего еще желает моя королева?

- Ооо! Даже так?..

- Ну… Нет, пока – принцесса. Пока не вышла замуж за короля. За меня, то есть.

- А что, так уверен что выйду?..

Вот скотина! Ну, мало ли что я сказала! Но зачем же нырять под воду со мной на руках, меня не предупредив?!.

Мы все-таки выбрались на берег. Я опять принялась отплевываться, отказавшись от настойчиво предлагаемой реанимации. Юрка разлегся в тени березы, я же предпочла остаться на солнце в надежде высушить одежду. И опять этот гад застал меня врасплох! Только я распустила волосы и стала причесываться, да еще и задумалась о приятном (честно скажу – о мягкой местной воде: так хорошо волосы промывает…), как родной ехидный голос стал вдруг непривычно серьезным. Вопрос был подстать голосу:

- Боишься?

От неожиданности я выронила расческу.

- Угу, - кивнул он. – Можешь не отвечать. Если б не боялась, не кидалась бы предметами, как-то: расческами, лабораторными стаканчиками… А чего боишься, позволь спросить?

- Неизвестности, - буркнула я.

Мокрая от волос расческа упала в пыль, и теперь расчесываться ею мягко говоря не хотелось.

- Юлька, ты че? «Скорая помощь» сюда не доедет, будем лечить поехавшую крышу народными способами… Мы хоть раз знали, что мы найдем там, куда едем? При чем тут неизвестность-то?

- Ну хорошо, - я разозлилась. – Я объясню, что мне не нравится. Меня учили готовить реактивы и титровать, я могу справиться с определителем по травам и описать почвенный разрез. Может даже я в силах вспомнить происшествие трехлетней давности и обратить свои знания в сторону отравляющих веществ, взрывчатки и ловушек. Я даже, в особо крайних случаях, способна справиться с техникой и прочей физикой. Не говоря уже о том, чтобы разыграть невинную девочку, а потом двинуть замешкавшемуся противнику куда ближе попалось. Мы все это умеем, нас готовили. Но здесь мои навыки утрачивают…

- Ой ли… - насмешливо протянул Юрка.

- Нет уж дослушай, раз сам нарвался. Утрачивают свою ценность. Мы столкнулись с «не нашим» миром, как бы меня не убеждали в обратном. Даже директриса созналась. Так почему меня не готовили? Вы же знали, или предполагали, по крайней мере, ты и Хан. Да, я боюсь. Потому что я не понимаю, что я могу противопоставить этому. И осознаю, что могла бы понимать.

Лицо Юрки посерьезнело окончательно, но он промолчал.

- Так в чем дело, Юра? Почему мне не сказали? И кто еще, кроме вас, знает?..

- Никто.

Тон Юрки стал жестким и властным.

- Юля, я тебе как другу говорю – не лезь, пока не просили. Когда Хан сочтет нужным, он все всем расскажет. В конце концов, он за все отвечает. Знаешь, в какую область мы влезли? Какие деньги тут замешаны?!

- Ах, вот оно что… - мне как-то сразу поплохело. Стало очень противно и холодно, промозгло, несмотря на солнечный день. – Деньги, значит. Что ж, отличный довод, чтобы сдать свою команду. Или хотя бы отдельных личностей, особо бездарных… Кирка уже предупреждала меня. Ей вы тоже ничего не говорили?

- Я тебе сейчас как дам по башке!.. – похоже, Юрка тоже разозлился. – Мало того, что нытик, так еще и глупая истеричная девчонка! Никто не собирался вас сдавать. Хан делает все, чтобы если что – вас это задело меньше всего. А Кирка когда-нибудь еще поплатится своим длинным носом, - добавил он уже совсем с непонятной злостью.

Я и не заметила, как поднялась с земли, и что уже нависаю над ним со сжатыми кулаками.

- Значит, ничего мне не скажешь?

- Не скажу. И не пытайся у других выведать. Тебе никто ничего не скажет. Успокойся и титруй, тогда, может, нам не придется вырывать твои останки изо рта полтергейста. Юлька, я же за тебя волнуюсь!.. – сказал он почти умоляюще.

Фыркнув, я развернулась и гордо пошла к школе. Мокрая, полурасчесанная и злая на весь свет. Котенок, которого взяли за шкирку и окунули в пруд. А потом еще и заявили, что это исключительно из добрых побуждений…

Тень вторая

«Барабанит по улице дождь,

В окна лезет проклятая тень,

И ложится на плечи ложь

В этот хмурый осенний день…»

Петлюра?

 

Виновата настольная лампа. Это случилось перед экзаменом.

 

Она сама позвала меня прогуляться. Мы прошли теми дорогами, которые видели до того только зимой. Теперь была осень. В этот день осень не плакала, а нам и ни к чему было. Она говорила… Я старалась слушать. Но листья падали, падали…

Почему так получилось? Кто переплел судьбы двух наших теней тогда, когда нам уже нельзя было знать об этом? Мы искали силы, чтобы разорвать все связи, так зачем же новые?.. Поздно, кажется. Тени не помогут своим источникам, но не помогут и себе. Тени – они ведь просто тени. А я?

А листья все падали, падали…

 

Он уйдет, я знаю, он уйдет. Пусть мне не будет больно.

 

…неуверенна. А что поделаешь? Глядя на нее, понимаю: ненавижу людей, люблю людей, или ничего не понимаю. Ее жизнь проведена по линейке на плане провинциального городка, но и линейка когда-нибудь заканчивается. Она одинаково естественна как с карандашом, так и с ножом в руке.

Теплая, как сентябрь, прощальная зелень, уходящая синева неба. А я бы сказала – ее цвет коричневый.

Хочет весну, строит осень. Мы больше похожи на отражения, чем на тени друг друга. Любит человека. Любит свой мир. Но в ее мыслях меньше любви, чем обычно бывает у людей. Больше не-любви, серой тени долгой ненависти. Ей бы вернуться на линейку…

Встану напротив, посмотрю прямо перед собой, не оборачиваясь. Ее нет за моей спиной, вы видите иллюзию, я никогда не думаю о ней, я думаю о такой, какой бы она могла быть. В этом я виновата…

 

Кафедра молекулярной биологии накладывает свой отпечаток. Хочешь знать то, чего не можешь знать? Эта история, скорее, обо мне. Но не для того ли тени, чтобы отражать действия своих источников?

 

Фонарь

 

…Сегодня так холодно, право слово, я даже не знаю, как это описать. Опоздала в магазин. Знаешь, тут магазины закрываются гораздо раньше, не то, что там, у вас. Шесть вечера, а они уже все ушли. А я простояла еще два часа под закрытой дверью. Зачем? Не знаю. Снег падал.

На улицах скользко, я вчера упала. Нет-нет, ничего страшного, просто синяк теперь, и наступать на ногу больно. Но это ничего. Заживет. Теперь я буду осторожнее ходить по улице.

У нас кран сломался. Сказали, зима такая суровая, что лопнула труба. Так что мы теперь без воды. Растапливаем снег, как в давние времена. Смешно. А Вальке нравится. Ей все трудности нравятся, она ими играет. Очень любит все за мной повторять, все мои действия. Она тоже смешная.

Я… Знаешь, я вдруг испугалась, а вдруг не справлюсь? Все-таки одна, а лето все не наступает, уже ждать замучались. Девчонки на работе сказали, в городе новый магазин откроют, который закрываться не будет. Может, тогда легче станет. Я всегда с работы в магазин опаздываю.

Устала. Странное слово, я так привыкла его не произносить, себе ведь не признаешься. Все должна, должна… Не знаю. Все бы ничего, только по снегу тяжело идти, мягкий он сейчас, и нога болит. Сумка тяжелая… Да ты меня не слушай.

Я же дошла до поезда, я уже иду. Сказали, поезд опаздывает, ты подожди меня чуть-чуть, ладно? Я быстро. А нога – это ничего, ведь заживет, правда?..

Вот и вокзал уже. Я выхожу, выхожу…

Милый, как хорошо, что ты меня дождался. Я так опоздать боялась! Нет-нет, я не хромаю, это обувь неудобная, ботинки новые. Милый… Я так соскучилась. Да я хорошо живу, просто без тебя как-то… Ну что, пошли?

 

Прохожие с жалостью отворачивались от девушки в легком пальто, которая с нежностью и лаской обнимала фонарный столб…

Тень третья

Нас нельзя подвергать испытанию одиночеством, ожиданием. Мы можем не выдержать.

 

Виноват сразу миллион свечей. Это случилось за романтическим ужином.

 

- Прости, я опоздала…

- Ничего страшного. Значит, смотри: вот теория, вот результаты, вот выводы… Еще это… И это…

- А это что такое?

- Это забей, к нам не относится. Переписывай.

- Что еще?

- Все. Тебе мало?

- Ну… Скорее много…

- Я тебя предупреждала: круг Пейпеца…

 

…такая яркая, что больно смотреть. Она кидает обратно ручки, которые не пишут. А вдруг они когда-нибудь начнут писать? Она говорит: чтобы определить, нужен ли человеку тот или иной продукт, надо пожевать его в первозданном виде (съешь пшеничный колос – узнаешь, нужен ли тебе хлеб). Предлагает также жевать людей. Нужны ли они? Какие они? Каков их первозданный вид?

Кое-что я в ней не люблю. Все понятные ей переживания должны быть вещественны, как кирпич. Все, что выходит за рамки ее понимания, закрыто от нее бетонным забором. Она смеется. За это я ее ненавижу. Сладкой, горячей, жгучей ненавистью. И это не мешает мне покупать ей подарки.

Сидя с ней в кругу друзей, я оглядываюсь, и вижу ее за левым плечом. Ее цвет – оранжевый. Кто не заметит ее?

Это я – ее тень? Нет, это она – моя тень. Все-таки это она…

 

Почему про нее? Потому что мало кто в жизни сумел заставить меня почувствовать настоящий ужас, безумие паники... Ей это удалось.

 

Дом на холме

 

…Возвращение было приятным. Легким, теплым, светлым. Почти так же приятно, как и уезжать на отдых. Возвращаться. Молодая, красивая, тело сильное да гибкое еще жар юга хранит. Ноги сами к дому несут, сумка почти легкая на плече, прядь волос выбилась из прически, висок щекочет…

 

……..

С подножки поезда спрыгнула, побежала к выходу. Прочь от станции! Меня ждет дом!..

И пусть мой дом самый маленький в самом маленьком поселке под самым маленьким городом. Это мой дом. Меня тут ждут, я знаю, ждут. Мне больше ничего не важно. Мама, друзья.

 

И он. Я люблю его. Он ждет меня.

 

……..

Мы так договаривались: я приезжала во вторник, а в город могла попасть только в пятницу. Но как же хотелось увидеть его! Он обещал приехать раньше и пожить у моей мамы, подождать меня. Слезы я спрятала подальше, нельзя плакать. Пока нет его рядом, я должна быть сильной. Все потом, потом. Увижу, уткнусь в свитер и расплачусь.

Недолго осталось... До встречи, до встречи с ним.

 

……..

Вот она, чуть заметная тропинка через лес. Вот они, деревья моего детства. Они рады меня видеть, они рады за меня. Хорошо. Ой, хорошо! Уже скоро.

Листья шелестят, играют пятна солнца, ложатся на лицо. Старый мостик над сухим руслом ручейка. Не страшно, что доски сгнили и скоро провалятся. Здесь и падать не страшно. Вот поворот, а за ним…

 

Летела на крыльях. Одна улица, пятый дом слева, мой дом. Старая липа, заборчик зеленый, теряю голову. Калитка скрипит, крыльцо под ногами. Дверь распахиваю…

 

Всего-то две комнаты. В первой сумку с плеча сбросила, во вторую вбежала, с ходу на шею кинулась. Милый, милый! Все мысли исчезли. Свитера не было. Да какой там свитер, жара на дворе, лето! Футболки его старой – и той нет. А нам и не надо! Руки сильные меня подхватили, ткнулась носом в шею, отпрянула, в лицо взглянула… Долгий, долгий поцелуй…

 

……..

Думала, сойду с ума от ожидания. Я ведь каждый день о нем думала. Сначала казалось – пойдут новые впечатления, отвлекусь… Как же! Все, что видела, об одном жалела – что он не видит. Что не с кем радостью поделиться. По ночам руки, подушку кусала, чтоб не завыть – не могу без него! Дождалась. Только мы, только мы вдвоем…

 

……..

«Я так ждала, я верила – ты здесь! Я так рада!»

«Я тоже очень рад. Хорошо, что ты приехала.»

«Ну…»

«Извини, мне пора.»

 

Мне показалось, что меня ударили. Облетели крылья осенней листвой, локон от страха обратно в прическу забился, в глазах защипало…

«Куда?»

 

«Я потом все расскажу. Мне надо уйти.»

«Но ведь я только что приехала! Я так спешила. Почему ты не хочешь побыть со мной?»

 

……..

Смотрит в сторону.

Недоумение, обида. Чувствую – плакать нельзя. Опять сильной быть приходится.

 

Аккуратно высвобождается из объятий.

Хватаю за руку.

«Куда ты? Не пущу!»

 

Словно не замечая меня, начинает идти к двери.

Забегаю спереди, смотрю в лицо. Он улыбается. Он смотрит на меня. Целует в щеку. Он рад, я же вижу! Почему?

 

Лицо прежнее, милое, любимое. Все отдать за него!

 

Только глаза не здесь. Не рядом со мной. Вдаль смотрит, там интереснее. Как что-то вспомнить пытается…

 

Уходит, разворачивается.

 

……..

Ахаю от изумления. В полспины – огромный синяк. Даже не синяк, кровоподтек, сине-бурый, всю лопатку захватил.

«Что это?»

Не оборачивается.

Осторожно касаюсь.

Вздрагивает.

«Не важно. Я пойду…»

Уходит. Что происходит?

 

……..

«Мама, мама, наконец-то ты пришла!»

«Ой, ты уже приехала? Ну, здравствуй, здравствуй… Как загорела-то! И похудела…А…»

«Мама, подожди, что у вас тут происходит?!»

«А что такое? Ты о чем? Своего-то уже видела?»

«Видела… Откуда у него такой синяк?»

«Какой синяк? Ой, да я и не видела. Ударился, небось, где-то. Ты чего?»

«Ничего-ничего… Я пойду, погуляю, ладно?»

 

……..

Иду, как ничего перед собой не вижу. Чувствую – странное что-то, разобраться надо. А сил нету… Сердце чует: потеряла я его. Уже потеряла…

 

Если кто чего не знает, то это знает Машка. Я сие правило с песочницы усвоила. Подруга детства, отрочества и юности моей знала все и всех. Это она увезла меня в город поступать в школу. Это она посоветовала мне съездить на море отдохнуть и выбила путевку. Это она познакомила меня с ним…

 

Всегда к ней входила без стука. Дом ее знаю чуть ли не лучше своего. Калитка, дверь, комната… Я спешу…

«Машка, привет!»

 

«Маша, Боже мой, что с тобой?!»

 

Лицо мертвеца ко мне обернулось. Если только не смерти самой… Черные тени невыносимого страдания режут это лицо… Глаза запали, взгляд полубезумный. Сжимает руками виски. Руки дрожат…

 

«Машенька, милая…»

«Прочь!»

«Что с тобой?»

«Не спрашивай! Не спрашивай, слышишь! Я и так еле держусь! Прочь!!!»

 

Как выбежала от лучшей подруги – не помню. Улица перед глазами пляшет, ноги не держат. Чувствую, сейчас с ума сойду. Не домой вернулась – в ад безумия… Люди мухами мимо ползут, меня не замечая. Солнце скрылось, холод опустился на плечи. Что же?.. Не могу. Одна осталась, нет поддержки. Я не умею одна!

 

……..

«А, Вера, вернулась?..»

Язык еле ворочается, хрип вырывается…

«Да. Здравствуйте, тетя Галя…»

«А чего грустная-то такая? Не понравилось на юге? У нас-то лучше?»

«Да… Лучше…»

«Я вечером к твоей матери зайду, рецепт занесу…»

Последние слова подгоняли меня в спину.

 

……..

Страшно.

«Здравствуйте, Татьяна Петровна. Можно Аню?»

Взгляд исстрадавшейся женщины, усталый, безразличный. Это не она.

«Нет, ее нет.»

«А где она? И когда будет?!»

Срывается неожиданно голос на крик.

«Не знаю!»

Хлопок дверью перед самым моим носом. И отчаянный крик на заднем плане.

 

«Пусти!!!»

 

Мне ли не знать голос Аньки…

 

Как дошла домой – не помню. Показалось – уже ничего не помню. Плакала, это правда. Мама мне что-то говорила, я не слышала. Наверное, я уже все потеряла. Только жизнь зачем-то осталась…

 

Когда увидела ее лицо в темном окне, не удивилась. Подумала – смерть пришла. Оказалось, Машка. Не пошла к двери, вылезла через окно. Света лампы испугалась. Не глядя друг на друга, не сговариваясь, пошли к речке.

 

……..

«Я скажу тебе. Все равно узнаешь!.. Только сначала пообещай мне, что, как только я тебе все расскажу, ты уедешь отсюда. Не спрашивай. Обещай!..»

«А как же он…»

«Мертв! Как и я! Ты не поможешь. Беги отсюда. Я знаю – твоя мать хотела переехать в город. Уезжайте. Тебе повезло.»

 

«Ты поедешь со мной?»

«Ха!»

«Ты поедешь со мной.»

«Почему бы и нет? Какая разница, где… Я поеду. А теперь слушай.»

 

……..

«Он появился сразу после твоего отъезда. Нет-нет, эти события не связаны. Ничего особенного. Просто тот дом на горе, ну помнишь, почти замок, он же всегда пустовал! А теперь в нем есть люди…

Ты встретишь его здесь вскоре, обязательно встретишь. Это будут самые прекрасные дни в твоей жизни!.. Они обернутся твоей смертью, если тебе повезет.»

……..

 

……..

…Незнакомый мужчина стоял на тропинке и смотрел на нее. Маша удивилась. Незнакомых в деревне быть не могло. Из города? А что ему тут нужно? Богом забытый край… Может, заблудился?

…Хм, костюмчик-то городской, да еще светлый. Ну-ну, походи по нашим дорогам, увидим, что от твоего костюмчика останется…

 

Он обернулся. Легкая трость оторвалась от земли и непринужденно повисла на руке. Лицо на редкость симпатичное… Аккуратная бородка, круглые очки блестят оправой, вокруг глаз морщинки собрались – сразу представилось, что он часто подмигивает…

« Добрый день.»

Легкий полупоклон.

 

«Здравствуйте…»

Получилось хмуро. Настроения любезничать не было.

 

Собиралась пройти мимо…

 

«Простите, Вы, случайно не знаете, что это за растение?»

 

Маша обернулась. Мужчина наклонился, опираясь на трость, и указывал на недотрогу. Он дотронулся до стручка, створки того свернулись, и семена выпали на ладонь.

Маша улыбнулась. Ей тоже всегда нравилось это растение. Даже странно, что оно досталось ей на зачете по ботанике, как будто судьба…

 

«Это Impatiens parviflora, недотрога.»

«Надо же…»

Он покачал головой.

«С детства люблю этот цветок, так он забавно сворачивается! А как зовут – только сейчас узнал… Вы улыбаетесь?»

«Да, я этот цветок тоже с детства люблю…»

 

«Вы биолог?»

«Пока нет. Учусь. Может, чему и выучат…»

«А где Вы учитесь? Да, кстати, я же забыл представиться! Меня зовут Вадим Георгиевич…»

Снова шутливый полупоклон.

 

«Мария…»

 

……..

Откуда-то возникло придыхание, желание тайны. Эта странная встреча на лесной тропинке, этот странный человек…

 

«Очень приятно. Знаете, я теперь ваш сосед. Видели дом на холме? Теперь я там хозяйничаю. Надеюсь, прекрасная Мария не откажется как-нибудь посетить меня в моем замке и развеять мое одиночество? О, нет-нет, не пугайтесь, прошу Вас! Я не страшный маньяк! Это просто так, на будущее…»

 

Странный человек. Чего ему надо?

 

«Да я и не боюсь.»

«Вот и хорошо. Что же, позвольте проводить Вас… Нам же по пути?»

Маша не нашла в себе сил сказать, что ей нужно в соседнюю деревню в магазин.

 

Покорно позволила она довести себя до своего дома. Незнакомец не позволил себе ни единой вольности. Улыбки, шутки, стихи о природе… Никогда еще Маша не чувствовала себя так хорошо в обществе незнакомого человека.

 

В магазин она не пошла...

 

……..

Всю ночь сомнения терзали ее. Маша всегда считала себя абсолютно здравомыслящей. Никакой романтики быть не может, только жестокая правда жизни. Пусть и цинизм. Мужики должны быть удовлетворителями. Любовь? Ее нет.

Мечтать только увидеть его снова… Какая глупость!

Но Вадим не желал уходить из ее мыслей.

 

Так бывает…

……..

 

Утром встала разбитая. Бессонная ночь давала о себе знать. Маша твердо решила встретиться с ним еще раз и все выяснить.

 

В конце концов, даже от несчастной любви, случись такая, еще никто не умирал?..

 

……..

На завтрак зашла Юлечка. Одного взгляда на нее хватило, чтобы понять – у Юлечки опять что-то стряслось. Вечная тушь на ресницах слиплась паучьими лапками и потекла вниз по щекам, тени образовали вокруг глаз равномерный ореол…

Маша постаралась изобразить на лице сочувствие, но, кажется, Юлечка даже не подумала на нее взглянуть.

 

«Он… Он бросил меня… Он не хочет меня видеть!..»

 

Ну, все ясно. Это случалось постоянно. Сначала мужики добирались до роскошного Юлечкиного тела. Потом догадывались оценить содержимое ее прекрасной головки и выясняли абсолютную пустоту последней. А все претензии и капризы сей прекрасной дамы любой мужик выдерживал не более недели. Утешать «безутешную» Юлечку Маше приходилось в среднем раза два в месяц.

 

«Ну-ну, не плачь, ты же знаешь: все мужики – сволочи…»

 

«Нет!!!..»

 

Юлечка упала на колени и зашлась в рыданиях. Маша испугалась – такого с подругой еще не случалось. Стакан воды на лицо лишь размыл тушь, и все.

 

«Юля, Юлечка, ты меня слышишь?!»

«Нет!»

«Оно и видно. Кто хоть он?»

 

Простые слова произвели ошеломляющее действие. Юлечка перестала плакать, поднялась с пола и улыбнулась. Эта нежная, мягкая улыбка изумила Машу не меньше предыдущей истерики.

 

«Он… Виталик любил меня, и я любила его. Он мне даже кольцо подарил! Такой нежный, милый, он думал обо мне, не то, что все предыдущие!..»

 

«Так, это все понятно. Кто он? Откуда?»

«Я не знаю… Какая разница? Он живет в доме на холме.»

«Как? Разве…»

 

……..

Разве?

……..

 

Это становилось интересным. Приехал, значит, завлекает девушек, называется разными именами...

 

Маша пообещала подруге, что разберется с этим, и Юлечка ушла успокоенная.

 

……..

Вадим Георгиевич стоял на том же месте тропинки, как будто они договаривались о встрече. В руках его был маленький букетик лесных цветов, среди которых виднелась и недотрога. Маша честно сделала вид, что не заметила букета, и сразу напрямую спросила о Юлечке.

 

«Кто это?»

Слишком натурально удивился.

 

Маша рассказала историю Юлечки.

 

«Бедная девочка… Но я вряд ли причастен к этому. Я поселился в этом доме только вчера. Что поделать, в мире много злых людей… Я никогда не понимал, как можно так жестоко поступить с человеком. Мне очень жаль…»

 

Почему-то не было сил подозревать его дальше. Правда, мало ли кто жил в этом доме до Вадима…

 

……..

Букетик незаметно оказался в ее руках, и тропинка понесла их вглубь леса по волнам легкой беседы.

Так же незаметно они перешли на «ты».

«…Странно. Я еще не встречал таких людей, как ты. Кто бы мог подумать, что в глуши маленькой деревни скрывается такая девушка…Знаешь, ты сейчас затронула такую тему…»

 

«…Нет, я так не думаю. Конечно, ты права, но отчасти…»

 

«…Смотри. Вот птичка… Кстати, а как она называется?..»

 

«…Пойдем, я хочу показать тебе…»

 

……..

«…Это прекрасно… Спасибо тебе…»

 

……..

…На следующий день Юлечку нашли на берегу речки. Все тело ее покрывали синяки, от прекрасных волос осталась только половина, а от платья и того не осталось. На лице застыла маска страдания.

 

Врачи сказали: отравление…

 

……..

Остальные дни прошли, как в тумане. Маша поняла, что больше не может противиться охватывающей ее любви…

 

Все дела отошли на второй план. Она жила надеждой на новую встречу с ним. И такие встречи случались каждый день.

Когда она случайно засиделась допоздна у него в гостях, и осталась ночевать, все произошло само собой. Не было угрызений совести, все казалось естественным и прекрасным. Таять в его руках, вдыхать его голос, касаться его, жить им…

 

……..

Однажды Маша пришла к его дому.

 

Уже несколько дней подряд она приходила так к нему с утра, стучалась, и хмурый охранник провожал ее в его кабинет…

 

…Какой-то человек сбоку бросился на нее, попытался ударить. Маша отпрянула назад, вслушиваясь в его бессвязную речь.

 

«Так это ты! Ты во всем виновата!!... Я ненавижу тебя! Я убью тебя!..»

 

Ничего не понимая, Маша пыталась увернуться от ударов, закрыть лицо. Кто он? Лицо его было так искажено ненавистью и страданием, что казалось неузнаваемым, но и знакомым одновременно.

 

Выбежали охранники, оттолкнули его, а Машу впихнули в дом.

 

«…Нет!!! Не бейте меня! Я должен увидеть его!.. Это она виновата!!!»

 

Маша узнала голос.

 

Это был парень ее подруги. Почему он здесь? Почему он хотел убить ее?

 

……..

Неважно… Сейчас она увидит Вадима, и весь этот кошмар кончится… Он обнимет ее, и все страхи уйдут…

……..

 

Холодный голос охранника вернул ее к реальности.

 

«Вадим Георгиевич не может Вас принять.»

«Как? Почему?»

 

Этого не могло быть. Вадим не хочет ее видеть?

«Может, его нет дома?»

«Он дома, но не может Вас принять. Позвольте Вас проводить.»

 

……..

Казалось, мир рухнул. Ничего ужаснее не могло быть. Одна мысль о том, что она больше никогда не услышит его голоса, не коснется его руки, не ощутит его объятий… Нет, это невозможно…

……..

 

В каком-то ступоре Маша позволила охраннику вывести ее за дверь… Но, отойдя на несколько шагов от дома, она вдруг поняла, что умрет, если сейчас не увидит его. С криком отчаяния она бросилась обратно, заколотила в дверь руками… И остановилась, услышав странный, леденящий душу звук.

 

Это смеялся избитый, измученный человек на обочине дороги…

 

……..

«…Он находил слова для каждого, понимаешь? Мы все одичали в этой глуши… Что мы видели здесь? Клуб… самогон… задранная юбка в чулане… редкие поездки в город… Мы и не видели обычного человеческого общения!

Он очаровал всех.

Цветы, комплименты, вино, автомобиль…

Стихи, книги, фильмы…

Виски, сигары, изысканные кушанья…

Приятный собеседник, он всегда знал, о чем говорить именно с тобой!

Прекрасный любовник для девушек. Лучший друг для парней. Почему-то он брал именно наш возраст, не общаясь с младшими и старшими. Родители ничего не понимали.

Я не знаю, что ему нужно…

Я знаю, что он убивает нас…»

……..

 

«Машка, Машенька… Господи, что же делать?..»

«Я уже сказала – беги!»

«Да, да… Пойдем ко мне, поспи у меня.»

«Не волнуйся, последнее время я вообще не сплю…»

«Пойдем. Я привезла маме снотворное. Химия должна подействовать.»

 

Машка уснула. Но и во сне это выражение смерти не хотело уходить с ее лица.

 

……..

Сказать ли, что меня охватил ужас? О, нет! Я сама стала ужасом. Я не понимала, где я, и что со мной. Я только умоляла кого-то прекратить этот кошмар.

Прекратить!.. Прекратить!..

 

Но кто в силах сделать это?..

Кто этот дьявол, и что нужно ему в нашей деревне?

 

……..

Я чувствовала, что не смогу бороться с ним, что он сильнее меня. Бежать? Бросить здесь свою любовь?

Как я могу?..

 

Господи, за что?..

 

Зачем тебе мой любимый? Отпусти его…

Зачем он ждал тут меня… Это я виновата в его гибели…

Что же мне делать?!..

 

……..

Когда наступило утро, я поднялась с кровати и поплелась умываться. Машка еще спала. Измученный организм не хотел возвращаться в реальность. И я его очень понимала…

Мама тоже спала.

 

На улице было холодно. Хмурое небо, мокрая трава, мелкий дождик…

 

Он лежал почти у самого крыльца, на холодной земле. Я поняла, что слез у меня больше нет. Нечем плакать.

Опустилась на колени рядом с ним.

 

«Милый… Вставай, пойдем в дом…»

 

Маска боли и отчаяния. Они так похожи с Машкой. И с остальными, наверное…

 

«Уже утро? А, это ты… Я думал…»

«Я знаю. Пойдем.»

«Он не хочет меня видеть. Но я все равно пойду!..»

«Не надо…»

 

Что я могла еще сказать?..

 

Он встал, попытался вырвать руку, но сил его не хватило. Я отвела его домой, дала снотворного.

Он уснул.

 

……..

Река отражала серое небо. Холодно. Как же холодно!

 

На мои плечи легла куртка.

«Вы замерзнете так. Видите, погода сегодня не слишком хорошая. Ваша подруга сказала, Вы вернулись с юга? Там теплее, чем у нас, а?»

 

Я сразу поняла. Отшатнулась, сбросила куртку, обернулась…

 

«Я напугал Вас? Не бойтесь. Возьмите куртку, она не кусается.»

«Прочь! Уходи, дьявол!»

«Ну что Вы, какой я дьявол? Это Вы обознались. Не бойтесь меня, я никогда не ем молодых прекрасных девушек.»

«Оставьте меня в покое, не трогайте меня! Я ненавижу Вас!»

«Успокойтесь. За что же Вы меня ненавидите, что я Вам плохого сделал?..»

 

Жгучая ненависть наполнила меня, волной захлестнула мозг. Захотелось вцепиться ему в лицо, разорвать собственными руками… Целая река ненависти…

 

«Это на Вас Крым так подействовал? Чего Вы боитесь? Я тоже был в Крыму. Вы были в Новом Свете? Как Вам Голубая бухта? Я когда увидел...»

 

Его голос обволакивал, успокаивал. Откуда он знает, что я была в Новом Свете? Откуда он знает, что мне понравилась Голубая бухта?.. Неважно… Спокойствие… Взять куртку… Покориться ему…

Река ненависти начала превращаться в нечто светлое, прекрасное, его голос рождал во мне безграничное счастье… Только чуть-чуть познать это, а потом неважно… Потом пусть будет, что будет…

 

……..

Каким-то животным инстинктом я поняла, что нельзя его ненавидеть. Любое чувство он превратит в любовь. Надо быть спокойной, надо не думать о нем!..

……..

 

Я закрыла глаза. Ненависть ушла. Любовь исчезла.

 

Куртка упала в реку. Я бросилась к дому.

 

И догонял меня тихий голос.

«Мы еще встретимся. Я буду ждать этой встречи…»

 

……..

Домой я не пошла. Убежала в лес, подальше. Все-таки он не может знать лес так же хорошо, как и я. Ведь я здесь выросла.

Он не нашел меня.

Но безумно хотелось, чтобы нашел…

 

Машка ждала меня на крыльце.

«Твоя мать продала дом. Вы уезжаете.»

«А ты?»

«Не волнуйся, я с вами. Держи чемодан, здесь все вещи.»

«А как же…»

«Его… Он ушел. Не думай о нем. Быстро на станцию!»

«Нет, пожалуйста, я не могу уйти без него! Я люблю его!..»

«Останься здесь еще на час, и ты будешь любить совсем другого! На станцию, я сказала!»

 

Два чувства: любовь и животный страх. Я не могла бросить его, но не могла и остаться. Потом я вспомнила ту волну светлого чувства…

 

«Ты не поможешь ему. Ты и мне-то не поможешь… Бежим!!!»

 

Я побежала.

 

……..

Поезд уже стоял у перрона.

 

Мама осталась в тамбуре беседовать с соседкой. Мы с Машкой сидели у окна друг напротив друга. Я плакала и думала, что надо было остаться. Пусть погибнуть самой, но не бросать его… Машка не плакала. Невидящим взглядом она смотрела в окно.

 

Я проследила за ее взглядом.

 

Там, в пелене дождя, шел по перрону очень милый человек. Легкая такая походка, на трость опирается… Два охранника за ним чемоданы несут…

 

……..

Он свернул в наш вагон.

……..

Тень четвертая

«Тот, кто идет своей дорогой, и не боится ею идти, тот всегда доходит до небес…»

А. Манцызов.

 

Виновата луна. Это случилось в другом мире.

 

- Ну что, мы завтра идем гулять?

- Погода плохая, да и заканчиваю я поздно… Лучше приезжай ко мне. Может, напьемся…

- Как у вас?

- А как оно может быть? Я все время говорю, что дальше будет все хуже и хуже. А становится все лучше и лучше. Я потеряла всю свою силу: ведьма не может любить, она перестает быть ведьмой. Я потеряла контакты с его тенями. Может, потому и… Если бы тени по прежнему были за его спиной…

- Так чего ты хочешь?

- Я хочу спать. Приезжай.

- Я приеду.

 

…серая, что уж тут поделаешь… Мышка тихая… А не хочется такой быть. Обидится. Не надо. Я тоже серая, может быть, даже более тебя. Я ведь твоя тень… Мы связаны твоим отцом еще больше, чем теневыми отношениями. Мы прошли вместе карманный адик Вогнемы. Мы любим дождь…

Ты пишешь стихи. А я – нет. Познакомься с ним.

Вдруг получится смешно?..

 

Комментарии излишни. Мышка.

 

Мышка

 

…Небо было слишком чистым. Яркое такое, синее, даже глазам больно. Видать, потрудились небесные дворники своими метлами ради такого дня. Сказать бы спасибо, да слова не идут.

У нас в деревне в такую погоду всегда было море слепней. Вот так, когда солнце прокаливает и без того сухую дорожную пыль, когда листья на деревьях уже буреют от жары, когда небо такое. Камни теплые. Река совсем рядом: окунись в прохладу, смой с тела пыль, ложись на воду и смотри в небо. И слепни, до того облеплявшие твою спину, как пчелы – спину пчеловода, да убоятся воды и улетят…

Нет реки. И слепней нету. Только жара, пыль, солнце… И небо. Небо. Чего же ты смотришь на нас? Чего видишь?

 

- Мышка, - тихий голос со спины, - пойдем. Все уже…

Сергей Васильевич стоял в проеме двери без собственно двери, и смотрел на меня. Я вернулась с небес на грешну землю. Мимоходом пожалела об этом. Хорошо тем, кто уже там. Да только кому я нужна на небе…

Он всегда звал меня Мышкой. Только он, больше я никому не позволяла. Я никогда не была забитой, а уж тут, в мире выживания, и вовсе ожила. Максимум злобная крыса, но уж никак не мышка. ЗМейчик, однажды решивший подразнить слабую девушку, потом неделю с удивлением потирал синяки и качал головой, и называл меня только по имени. Полностью. Виктория. Проникся, видать, победой…

Вот только Сергею Васильевичу можно было позволить и большее. Хороший он мужик. Правильный. Нам повезло, он смог заставить нас вернуться. Он всех нас вытащил, собрал, помог выжить. Похоже, он просто хотел жить, вопреки рухнувшему миру, несмотря на погибшую семью, когда все отказались. И своим делом он выбрал помогать другим.

Наверное, он не был добрым. Он выбирал нас, щенков более породистых среди прочих дворняг, покрепче, посильнее психикой, желающих жить, как и он. Он не предлагал нам восстанавливать этот мир, не кормил утопиями. Просто предлагал жить. За ним тянулись, чувствуя лидера. И одиночки, и компании. Он врачевал тела и души. Нашел, видать, свое призвание. Вот так вот, а без катастрофы и не нашел бы…

Меня лично он подобрал на улице. Потом рассказывал, как я сидела на бордюрном камне рядом с каким-то разрушенным домом и сосредоточенно рассматривала свои ногти одной из рук. В другой своей руке я держала чужую. Одну руку, без туловища. Наверное, взрывом оторвало, а я подобрала. Или еще как. Я не помню. И хорошо, что не помню.

Нас теперь было человек тридцать (точнее, 35,5 – Л`юпин так и не начал ходить, позвоночник…). И уже месяц как мы пытались выжить в этом остатке здания, бывшей Московской школе № 59. Жара. Июль. Только мух нет, и слепней тоже. Хорошо.

- Сергей Васильевич…

- Решили. Как и собирались. Никто не был против.

- Вы набрали хороших людей.

- Я набрал обреченных людей. Им нечего терять.

 

Дня три назад стало ясно – дальше здесь оставаться нельзя. Дело даже не в городе, которого бежало все, только не люди и… Тени. Нет, даже с тенями научились справляться. Причина была проще – сломался водопровод. Или не сломался, вода просто исчезла. Отовсюду сразу, чтобы обидно не было.

Уходить. Но куда?

И тут главарь вновь показал себя. «Убежище», - сказал он. – «Я знаю, где. На тридцать человек – это предел. Иначе там перегрыземся. Остальные…» «Община» согласилась. Остальные остаются. В первую же ночь оставшимся придется пообщаться с тенями. По опыту прошлых месяцев мы знали: шесть человек не справятся. Никак.

Знал ли Сергей Васильевич, зачем оставляет в группе полумертвого Л`юпина? Вряд ли. Так или иначе, только Л`юпин имел право это сказать.

- Брось, начальник, добей… Не оставляй живоглотам ночным. Все легче будет. Кому-то придется. Самостоятельно я не смогу, сам видишь…

 

Нас мало. Мы обычные люди. Только мы обречены.

В бывшем классе школы было душно, несмотря на распахнутые настежь окна. За партами сидели взрослые люди и учились жизни. Хотя еще три дня назад они думали, что пережили уже все возможное.

Тихо – голос Сергея Васильевича: «Останьтесь… Может, еще…»

И головы опущены: «Нет, не сможем. Добей…»

«Я не приказываю и не прошу. О таком нельзя.»

«Мы выберем шесть человек.»

«Это должны быть добровольцы. И только шесть. Ни человеком больше. Если будем жалеть друг друга, здесь останутся все тридцать шесть. Не для того я вас собирал. Мы… или вы, должны жить.»

«Ты нужен группе. Останутся другие.»

Кто?..

Молчаливый вопрос в глазах всех.

Кто?

Мы все хотим жить.

Нам всем нечего терять.

Мы все умеем жертвовать собой ради группы.

Сергей Васильевич знал, кого выбирал.

Мы обречены.

 

Почему бы не я? Может, я?

 

Неожиданно встал мужчина с одной из самых дальних парт. Грузный, мрачный, всегда молчаливый, никому не знакомый. Я даже не знала его имени. Кажется, у него дочка погибла, он после этого почти и не жил. Сильный, в себе до умопомешательства и от того безрассудно храбрый, он исправно бил ночные тени, ел пайку и молчал. Всегда молчал. Вот и сейчас одно слово.

- Я.

Как будто выстрел заранее.

И он отошел к кровати Л`юпина.

Сразу за ним поднялась тихая хрупкая девушка, кажется, ее звали Маша. Вот уж кого бы звать мышкой! Незаметная, но всегда приветливая, грустная, казалось, она горе каждого оплакала вместе с человеком, как свое личное. Всегда помогала мне посуду помыть, комнату прибрать, а я даже не уверена, что ее Машей зовут. И ведь… Зачем она? Хотя кто хуже? Все мы уникальны, все мы нужны. Вот только все равно кому-то идти.

Она ничего не сказала. Только встала рядом с мужиком и взяла его за руку. И тут я поняла – жалеет она его. Понимает. Как бы вместо дочки, чтобы идти легче было. Исстрадалось сердце, покоя жаждет. Не зря – обнял ее мужик, вместе встали рядом с Л`юпином. О чем я думаю? Им умирать…

Следующим, кряхтя и держась картинно за поясницу, поднялся дед Василий.

- Эх, мне ли в мои годы костлявой бояться! Возьмите и меня, что ли, в вашу компанию…

Дед Василий весело подмигнул левым глазом и похромал к остальным. Ведь давно нога зажила, а он все хромает…

Защемило сердце – какой он дед! От силы лет пятьдесят мужику, да только горе всех старит. Волосы совсем седые, ножом тупым обрезаны, до сих пор неровные края не отросли, создавая комичное впечатление. Он, как мог, поддерживал это впечатление, балагурил, смеялся, боль прятал. Не совсем спрятал, видать… Смешной был… Уже почти был. На каждой стене «здесь был Вася» писал. Со мной спорил о достоинствах методик определения кальция в водоемах. Все хотел состав нашей теперешней воды определить, говорил – в ней все дело…

Пауза затягивалась. Кончились добровольцы, видать. «Сейчас назначим добровольцев…» - как говорила наша учительница по математике в 9 классе. Но не назначит никого Сергей Васильевич, не может он назначить, смотрит только больными глазами, и не рад сам своему предложению, и не отменишь…

Не выдержала. Опустила голову, разглядываю ногти, не хочу умирать. Вдруг выживем, новую жизнь увидим… Мучительно…

Задумалась, пропустила момент, когда следующий встал. Лишь обернулась на звук, и уже вижу. Что ж ты так… Выражение вечного нахальства сменилось на лице ЗМейчика испугом. Губы его дрожали, и он никак не мог заставить себя улыбнуться. Только нервно озирался по сторонам, заглядывал в лица. Правильно ли сделал, не ошибся ли в чем? А что, собственно, сделал-то?

Ползет что-то по нижней губе… Бог мой, да это же кровь! Губу себе прокусила до крови, дурочка… ЗМейчик, зачем же ты так? Смелый, здоровый, веселый парень, всех задирал, никого не жалел...

Все мы обреченные.

- А что, я, хуже всех, что ли? И меня, и меня к вам!

Никто не улыбнулся. Никто не стал замечать его дрожащих губ и чуть заметной слезинки. Иди, ЗМейчик, иди, не дай себя пожалеть, нам надо завершить дело. Ну, кто же следующий?

Вторая пауза была заметно длиннее. Вот уже Сергей Васильевич обводит последний раз взглядом оставшихся, вот уже готов отменить все это, забыть о решении… Может, оно и к лучшему. Смотрю на ногти, ну же, говори! Я хочу жить! Говори!

Легкий шелест воздуха рядом. Как в игре в мафию слышишь звук поднимаемой руки сидящего рядом человека, хотя глаза и закрыты.

Нет. Нет! Броситься на него, закрыть собой, не дать встать, повиснуть на поднимающейся руке! Не дать сказать проклятое слово!!!

Сижу, окаменев. Думала, сердца уже нету, а вот… Сдавилось стальной рукавицей, растолклось в кашицу, ушло в вакуум, а все давит и давит. Нельзя уже удержать. Нельзя. Уже ничего нельзя.

Сижу, окаменев. Не моргаю, веки присохли, как плакать забыла, губу снова закусила, боли не чувствую. Вижу – смотрят не на него. На меня смотрят. Как себя поведу? Жалеют, понимают, сволочи! Почему никто из вас не встал? Почему я не встала?! Дура! Уже нельзя. Шесть человек. Договор был, вожак стаи все истерики пресечет. Ему не в первый раз. Нет. Нет.

Сошлись мы с ним на одном голом желании жить. Понимали – не выкарабкаться иначе. Все родных и близких потеряли – так надо новых искать. Тут же, рядом с собой. А когда заплакала снова, а он утешить подошел… Нашла, значит. Уткнулась в свитер, горьким дымом пропахший, как его прошлое, как мое прошлое, да и у кого у нас прошлое слаще?

А то, что с тех пор одна не спала – так на том и жила. Другие нашему примеру последовали. Смеялись – будем людскую популяцию восстанавливать. Я так ребенка хотела…

Почему вы не встали? Почему я не встала? Почему он?!

Вечно хмурый, он улыбался только наедине со мной…

Смело стоит, на меня не смотрит, тверды слова как камень:

- Я следующий. И последний.

Подчеркнул. Не встать мне. Не пойти рядом. Ой, рад он этому, хочет, чтобы жила я. А меня и не спросил. Тверды слова, да губы твои дрожат. И руки чуть заметно. Нелегко идти на смерть, от новой жизни отказавшись. Дрожат губы, дрожат руки…

Твои губы, руки твои! Господи, за что караешь?!..

Смотрят на меня. Не поднимаю глаз. Кровь с подбородка утираю. Как плакать забыла. Ослепла, оглохла. Все равно умру. Даже не надейся. Я все равно умру. Нельзя человеку два раза за жизнь так терять.

- Мышка…

Поднимаю голову. Да, Сергей Васильевич. Не ответить мне вам – губы кровью склеены. Не кивнуть головой – мышцы все судорогой свело. Не взглянуть в глаза – стыд великий. Почему не я?!

- Мышка…

А у меня перед глазами – картина. Мышки белые прыгают, мечутся по клетке. Это объект для изучения изотопов. Каждой мышке введено определенное количество изотопа ¹⁴С. А сколько его в печени окажется?

Время пришло, мышки, отдавайте печень. Берем одну за хвостик…

Отдавайте свою печень, Васька, Машка, ЗМейчик… И ты тоже, милый…

- У нас есть шесть добровольцев. Не будем тянуть. Вы сами?..

Дед Василий чуть усмехнулся:

- Старым ружьем? Не смешите мои белые тапочки! Мы люди, у нас инстинкт самосохранения, даже сейчас… Вы уж, пожалуйста…

- Тогда я?

Зачем ты снова говоришь? Снова твой голос. Ты всегда прав. Ты всегда знаешь, что правильно.

- Подождите, Сергей Васильевич. Вам нельзя. Вам придется руководить дальше. Если Вас осудят потом, и кровь наша будет на Вас… Думаю, никому не хочется бунта в будущем? Должен кто-то еще.

- Ну что ж… Это здраво. Кто?

Тишина щедро изливала на нас свою благодать. Отступать некуда. Смертникам нельзя возвращаться назад. Кому-то надо.

Но молчание, отводят глаза. Никто не хочет. Мы правильно подобраны, мы умеем жертвовать собой, но не можем убивать своих. Друзей.

А у меня перед глазами мышка прыгает. Белая. По ванночке с воском, на которой вскрывают. А рука ее за хвостик держит. Не убежать тебе, мышка, прыгай не прыгай. Вот и тупой конец скальпеля занесен. Надо голову прижать…

- Ну же… Кто-то должен это сделать…

Молчит, тупо глядя в пространство, мужик. Уткнулась в его плечо Маша. Вздыхает, качая головой, дед Василий. Закрыл глаза, шумно дышит Люпин. Что-то торопливо шепчет ЗМейчик, уж не молитву ли? И не смотрит на меня мой милый. А я смотрю прямо на него.

А перед глазами у меня мышка дергается, на ванночке с воском. Белая. Прижать голову, сильнее! Вырвалась, увернулась, пищит… Еще раз, занести скальпель, ударить, прижать! Опять вырывается, дергается, бессильно кусает меня за палец… Еще раз, прижать, сильнее! Резкий рывок за основание хвоста!..

Сломаны позвонки, она уже ничего не чувствует. Дрожат трогательные лапки в последних конвульсиях… Или это дрожат мои руки? Как же похожи мышиные лапки на человеческие руки! Как же похожи мы с тобой, мышка…

Я тогда убила. Какое уж тут удовольствие! Просто кому-то надо было.

Просто кому-то надо…

Взгляд Сергея Васильевича жалок. Не закончить дело, не завершить начатое, не смочь…

- Я… - хриплый голос, не мой, слова комками манной каши в горле, - я… это… сделаю…

Удивление в их глазах. Не понимаете, как я буду убивать его? Очень просто.

- Только одно. Я тоже не буду жить. Убьете меня сами, Сергей Васильевич. В вину это Вам не станет, наоборот, собственными руками убийцу убрали. И еще одно… Я совсем стрелять не умею, научите, ладно?..

Молчание, едва ли не дольше всех предыдущих. Но вам некуда отступать. После молчания голос Сергея Васильевича сух и бесцветен.

- Хорошо. Начинаем, нечего людей томить. Мы… Вика, у нас почти нет патронов. Тренироваться не дам. Стрелять будешь сразу на поражение.

 

Кого же я напоминала тебе, вожак человеческой стаи? Неужто дочку твою, мышку белую, что под развалинами осталась? Ничего, я уже убивала мышек, это не страшно. Ты сможешь, я знаю. Ты очень сильный, но ты ведь не в силах изменить свои правила. Я все-таки обманула вас всех…

 

Первую мышку было сложнее всего убить, у меня только с третьего раза вышло, она все вырывалась. Жить хотела, наверное.

Голос Сергея Васильевича жесток, суров, даже груб.

- Так держишь, сюда нажимаешь. Целься в голову, иначе…

Л`юпин закрыл глаза, слушает обсуждение наше. Я бы не смогла, наверное. Мне будет легче.

- Поняла? Ну, не томи. Давай.

Целюсь, нажимаю. Услышал щелчок Л`юпин, дернул головой, вскользь прошла пуля, хлещет кровь…

- Еще раз!

Хватаю ружье, целюсь, стреляю. Дым, грохот, лицо, залитое кровью, глаза открытые и ужас, и боль в них.

- Еще!!!

Нет! Не могу!

- Стреляй!

Хватаю ружье, стреляю. Зажмуриваюсь. Ружье на песок из ослабевших рук. Нет, сознания не теряю. Убить – не страшно. Но эти глаза, глаза его, и боль в них, и мольба, и боль, боль, мною сделанная, запредельная, не для человека! Не выдержать такое человеку!

- Ну, все уже, все…

Оказывается, я плачу, а Сергей Васильевич держит меня за плечи, и смотрит в лицо, и голос его снова мягок.

- Ты молодец, у тебя все хорошо получилось. Умница. Он уже мертвый, ему уже хорошо, ему уже не больно. Все хорошо. Ну, не плачь, не плачь…

Чего уж тут плакать? Сажусь на теплый камень, сама перезаряжаю ружье, как научили. Сергей Васильевич уходит. Тело уносят. На меня смотрят ободряюще. Спасибо, могли бы ведь и с презрением, с ненавистью. Он их друг, все-таки…

Закрываю глаза. Не могу видеть кровь. Скоро все закончится.

- Девочка… Ты, это… Давай, стреляй…

Открываю глаза. Он стоит прямо передо мной, и стена за его спиной, кирпич красный, как в фильмах старых, где бежать некуда. И взгляд его теряется в пространстве. Он уже давно мертв, этот крепкий мужик передо мной, он сгорел вместе с семьей еще тогда. Он уже мертв. Его легко убить.

- Стреляй…

Прыгает белая мышка перед глазами, цепляется коготками за воск. Ее надо успокоить, погладить скальпелем… Успокоилась, сидит смирно. Резкий взмах, удар – голова прижата. Рывок за хвост – не бегать тебе больше, мышка. Все очень просто, вторая всегда легче.

Мертвых не страшно убивать. Стреляй, Мышка!

Целюсь в лицо. Ружье слишком тяжелое для меня, оно прыгает в руках, не хочет держаться ровно. Думать нельзя. Отвлечься! Стреляю. Совсем не страшно. Он так и падает с открытыми глазами, с пустым взглядом.

Только раньше крови не было. А теперь есть. Не видны красные брызги на красной стене. Пыль, эта пыль, теперь тяжелая, темная, кровь впитавшая. И это небо, и его глаза смотрят туда. Ни облачка, ни одного. Это небо пусто, пусто!..

Смена декораций. Мышка перед глазами, только серенькая на этот раз. Тихая девочка, дрожит, за стену сзади хватается, в лужу крови каблучком наступила – не видит. Но глаза не закрывает, смотрит на меня. Что, милая, нету теперь руки того, за кем на смерть пошла. Одной придется… Я ведь тоже боюсь. А ты не бойся, сейчас, уже сейчас…

Смотрит девочка, страх в серых глазах, небо пустое, жара. Запах крови…

Ожесточенно вскидываю ружье, целюсь… Нет, не могу! Страшно ей. Не могу! Не опускать! Забыть! Нет!!!

Кровь, опять кровь… Плечо болит. Очевидно, отдача каждый раз была, а я не замечала. Больно. Боль, но… У тебя не осталось глаз, девочка. Негде больше страху селиться. Нечему в пустое небо смотреть. Значит, ты уже не боишься.

Нельзя плакать. Нельзя жалеть их, нельзя жалеть себя. После, все после…

- Ты, милочка, не боись! Целься, значить, прямо в голову мою, все равно она пустая. Давай, не томи старика, заждались меня на том облачке. Да ты разговоры наши-то не вспоминай! Просто стреляй, и все. Давай.

Смотрит на меня. Глаза умные, живые, мимика… Что, дед Василий, тебе, кажись, и вправду умирать не страшно… А может и нет. Ну почему я, почему я?! Потому что не захотела остаться одна здесь, без него, в этом рухнувшем мире?.. Дура, дура, ну почему?!!

Прыгай, мышка, прыгай. Кусай палача за палец. Мечись в последнем усилии… Не ослабеет рука, не отпустит тебя. Быть тебе, мышка, готовым препаратом.

Ну почему нет мух, почему нет мух, здесь же столько крови, здесь целые реки крови, все для вас! Смотри, слепое небо! Что смотришь? Что видишь?!! Кровь на моих руках. И на щеке солоно – что вы, это не слезы, это просто кровь.

Выстрелить – это очень просто. В этом нет ничего сложного. Совсем не сложно. Вот был человек…

О чем это я? Забыть.

Выстрел.

Наверное…

Еще один – очень боюсь промахнуться.

Все.

А ты, ЗМейчик, глупый парень, зачем ты на это пошел? Ты ведь боишься, ты готов развернуться и бежать отсюда, куда глаза глядят. Но ты ждешь…

Зачем?

- Я… Я знал, что ты… ты тоже… Я не хотел… Вика, я за тебя… Вика, не… Ну же!

Стреляю, не задумываясь. Это милосердие.

А вот теперь…

Почему ты не мечешься, мышка? Почему замерла под занесенным ножом? Зачем обернулась? Зачем смотришь мне в глаза, тварь бессловесная, ты же не можешь понимать! Не смотри на меня так! Откуда у тебя это мудрый взгляд? Бесконечно мудрый взгляд, взгляд Бога…

- Милая моя…

Падает ружье. В пыль.

Милый мой, что же нас так?..

Мы стояли среди пыли, под пустым небом, и он обнимал меня, а я думала, что люблю его, и никого больше так никогда…

Он гладил меня по волосам, он шептал:

- Все хорошо, все будет хорошо. Мы вместе пойдем, я тебя чуть-чуть подожду, и вместе на небо пойдем. А там уж ничего плохого быть не может…

И так хотелось верить его словам. Так…

Но я знала – не быть нам больше вместе. Ты уж иди, а мне на небе места нет. Да и под землю не примут. Куда податься? Без любви, без надежды...

Нас не торопили. Понимали. И я понимала.

Как стреляла – не помню. Как он падал – помню. Как умер. Быстро.

И я осталась одна.

Я подняла глаза.

- Сергей Васильевич… - так и звала его до конца по имени-отчеству.

- Да,… - кажется, он хотел добавить «Мышка», как всегда меня называл, или «Вика», так мягко прозвучало его «да».

Раздумал. Понял – нельзя меня сейчас жалеть. Я это тоже поняла.

- Сергей Васильевич, я Вас попрошу… Только Вы никому не рассказывайте, ладно? Я глаза закрою, можно? Они смелые были, они… А я не хочу смерти в глаза смотреть. Страшно мне. Вы только не рассказывайте. Скажут – сама стреляла, а как до нее дело дошло…

- Не скажу, - твердо сказал он и поднял ружье.

Я закрыла глаза.

Быстро. Отпрыгалась, мышка. Отдавай печень.

«Подготовьте крысу к опыту. Полученную кашицу…»

 

 

 

 

 

…Все началось с четырех теней. Вы же помните, как проливалась первая кровь с четырех теней. Вы же знаете, как появилась всемилостивая любовь, с четырех теней. Каждого человека на протяжении всей его жизни преследуют четыре тени, тени бывших людей, бывших когда-то людьми, или тени ныне живущих. Если в глаза живых смотреть можно, то в глаза мертвых – нельзя. В них вы лишь прочтете свою судьбу, от рождения и до смерти, и тут же умрете, ведь человек, узнавший свою судьбу, остается без нее. Ведь слово изреченное уже ложь. Ведь не способен обретаться на этом свете человек без судьбы.

Ранее и я так думала.

Пока не встретила ее. Она не побоялась умереть, потому что уже заранее знала свою судьбу, и не хотела ее. Она взглянула в зрачки теням своим, но не умерла, ведь человек, знавший свою судьбу заранее, не способен покинуть этот мир. С тех пор и до сего времени она бродила между временами, и искала покой, и не находила его. Люди не верили ей, и считали ее человеком, и ее отчаяние давно сменилось безразличием. Тогда я и встретила ее.

Жалость переполнила сердце мое, и я готова была принять ее судьбу, но не суждено мне было сделать это, ведь человеку дается только одна судьба, от рождения и до смерти. Будущее, события и мысли имеют альтернативы, и судьба фундаментальна и неизменна.

Она рассказала мне свою историю…

 

«Он войдет, никого не спросив.

Ты полюбишь его не сразу…

С первого взгляда он некрасив,

Со второго – безобразен.

Только речи его горячи,

Только прочь сомнения, прочь!

Самый громкий крик – тишина,

Самый яркий цвет – ночь…»

Пикник.

 

Его тени

Это не мои слова!!!

Это мои мысли…

Ну и что мне? Ну, не ушел пока. И хорошо. Я теперь всем говорю, что люблю его. И ему я так говорю. Не спрашивайте меня, так ли это на самом деле…

 

…одну сказку. Она называлась «Зам по миру». Там одна девушка объясняла всем, что ее любимый – для нее все, совсем все, он заменяет ей весь мир.

«Неужели он заменит тебе весну и осень, рассветы и закаты?» - спрашивали ее друзья. «Конечно, - отвечала она, - ведь он заменяет для меня весь мир, а значит – весну и осень тоже.» «Неужели он заменит тебе и нас тоже?» - спрашивали тогда друзья. «И вас тоже, - не сомневалась она, - ведь весь мир – это и вы тоже.»

И тогда друзья ушли. Они не обиделись. Они просто почувствовали, что она говорит правду. А зачем друзья тому, у кого и так уже есть весь мир?

«Но человек не должен терять себя, - уговаривала ее сестра. – А ты не просто всю себя ему отдаешь, тебя уже почти не осталось. Ты ничего не видишь вокруг.» «Мне это не важно, - отвечала девушка, - я не хочу видеть мир без него, я хочу видеть его, а в нем – весь мир.» «Но ведь человек должен грустить и радоваться, растить детей и строить дома, работать и любить, и умирать, а ты?» «Мне не нужны дети и дома! Моя грусть и моя радость – это он! Я не умру, пока не потеряю его, а там мне будет уже все равно, ведь я потеряю весь мир…» «Но ты хотя бы любишь его?» «Конечно, я люблю его! Как же может быть иначе? Я люблю только его.»

И тогда сестра ушла. Она не обиделась на то, что девушка любит только его, а значит – не любит ее. Она не обиделась. Она просто почувствовала, что ее сестра говорит неправду. Вот только она не сможет сейчас это понять, и ей нельзя помочь, потому что такое человек должен понимать сам.

«Но я же растила тебя, я кормила и одевала тебя, но теперь я стара, и мне нужно помогать, - говорила мать, - да и неужели он заменит тебе и меня?» Девушка опустила голову, но тут же подняла ее с вызовом. «Да, он заменит мне и тебя. Ведь он заменяет мне весь мир! А у тебя останется моя сестра, она поможет тебе…»

И тогда мать отвернулась и заплакала, но не ушла. Она обиделась на то, что больше не нужна. Но разве может уйти мать от своего ребенка? Она заплакала, но осталась. Но девушке показалось, что и она ушла.

И тогда девушка пошла к своему любимому. Она села рядом и сказала: «Ты заменяешь мне весь мир». Он улыбнулся, взял ее руки в свои, заглянул ей в глаза и ответил: «Я люблю тебя. Я подарю тебе все, что ты захочешь. Хочешь, я подарю тебе звезду?» «Зачем мне звезда? – удивилась девушка. – Ты для меня - весь мир, а значит, - и все его звезды.»

«Хорошо, - сказал он. – И вправду, зачем тебе звезда, что ты с ней делать будешь? Лучше мы поедем с тобой смотреть мир. Мы побываем в пустынях и в океане, посмотрим Париж и Лондон, и древние пирамиды, и еще много-много всего!..» «Зачем мне куда-то ехать? – спросила девушка. – Зачем мне видеть мир? Мне достаточно того, что я вижу тебя – это и есть для меня весь мир.»

Он улыбнулся: «И вправду, когда я смотрю на тебя, мне тоже кажется, что я вижу всю красоту мира. Решено – мы остаемся. Я построю красивый дом, настоящий замок, чтобы ты жила в нем, как принцесса. Мы вырастим красивых и умных детей, устроим каждому из них семью. А потом состаримся вместе и умрем в один день, да?» «Но я не хочу ни дома, ни детей, - запротестовала девушка. – Зачем мне все это, если это все – лишь часть мира, а у меня есть весь мир – ты! И я не умру до тех пор, пока ты не покинешь меня.» «Так ты не хочешь детей и дома? – нахмурился он. – Но что же тогда делать мне? Я хочу жить и радоваться, я люблю детей и вообще людей, и не могу без всего этого.» «А меня, значит, ты не любишь?» - спросила снизу вверх девушка. «Это ты меня совсем не любишь, если хочешь мне такой судьбы!» - воскликнул он, встал и ушел.

И тогда девушка подумала. Она поняла, что действительно не любит его. Ну, совсем не любит! И даже если он по-прежнему может заменить ей весь мир (а она уже начала в этом сомневаться), все равно она его не любит. И самое страшное – теперь она не хочет, чтобы он возвращался…

(Сказка белой Кошки, умевшей быть серой в черную полоску…)

Тень первая

«Поистине чудовищем должен быть человек, если не найдется женщины, которая оплачет его смерть!»

А. Конан Дойль

 

Виноват прожектор. Это случилось на стройке новой многоэтажки.

 

Долго думала, пока стала способной не только думать, но и понимать. Понимать. О, сладость понимания! Познания…

А вы не бейте. Разве не знаете, что тот удар больнее, который цели не имел до нанесения. Который вслепую был. Бил.

Ударил.

Где ж вы, тени мои, тени…

Разбежались, родимые, по углам, прячетесь от ярких люстр под потолком… Не бойтесь. Вас защитят. Тени… Тени…

Его лицо резали тени. Ножи кривые, мне смешно. Я не люблю людей. Только я этого никому никогда не скажу. Людям нельзя говорить. Вот так сидишь и ненавидишь в душе каждого. А на лице – умиление. Кто разберется?

Ты глуп. Ты можешь понять, но не хочешь. Может, так и правильно. Путь у тебя такой. Дорога. Тракт, так сказать. Мозговой, обонятельный…

Камнями-то не смотрите, они вам не для того даны. Камни – это для памяти. Принимать по три чайные ложки утром и вечером, два раза в день, то есть. А вы глаза из замшевых футлярчиков достаньте, протрите байковой тряпочкой, подвесьте на ресницы… И смотрите внимательней. Что видите, любезнейшие?

Снег? Что вы, ошибка это, еще раз протрите. Дождь? Ага, дождь, с градом, с серыми тучками на таком же сером небе, все как положено. Вы в окно, в окно смотрите, нечего на меня глазеть!

Друг мой дорогой, давай поговорим! Иди сюда, не отрекайся от старой знакомой. Видишь ли…

Не бойся, не бойся, кто нас услышит? Расскажи мне что-нибудь веселое. Вечное, доброе. Теплое. Ага, и батарея тут не подходит, даже и не старайся. Равно как и тулуп.

Теплая весна, была… А лето хреновое. Горло болит, носоглотку кто-то подравнивает пилочкой для ногтей, нос заложен за 100 рублей. Чей-то взгляд из-за мутных глаз – эх, протереть забыли! Рука. Его рука. Дура, забыла!..

Это же все физиология!

Вот вижу я что-то такое, что приводит… Черт, как же объяснить-то? Ну, такое, что дает болезненно-нервное состояние. Ветер ли за темным окном, костер ли, угли мерцающие, драгоценность мнимая, книга ли умная, человек ли глупый…

Вот и вижу я, совсем как наяву. Нет-нет, вы не подумайте, я понимаю, что все ненастоящее, а все равно как реально. Плохие видения. Рассказать даже сложно. Друзей я вижу своих. Тяжело, конечно, тебе объяснить. Слепому, так сказать, цвет заката. Друзей, только плохо им там. Мучают их, бьют, цепи, подвалы, сырость, грибной затхлый запах, кровоподтеки, раны, крики… А я смотрю.

 

- Он не дышит. Я сначала думала, мне только кажется. А потом с Дашкой посоветовалась. Так и есть, она тоже это чувствует.

- Да уж. По-моему, он даже после бега не пыхтит и во время того самого процесса тоже… Не кажется ли это странным? Человеку надо хоть иногда пыхтеть, а он всегда спокоен, значит, он не человек.

- А ты все проверяла точно? И бегала рядом, и во время процесса присутствовала? А в роли кого? А он вообще дышит? Если только притворяется – тогда точно не человек! Ах, это прямо детективная история, мы выследили инопланетянина. Об этом надо написать! Только он обидится...

- Надо либо вскрыть его и проверить, либо иной способ: проверить тот самый процесс, когда часто дышат. Я имею ввиду не физкультуру. Это, конечно, тоже вариант, но не спортивно. А так как раз в среду морг, все условия. Верочка, тебе все-таки придется туда сходить!

- Как раз не спортивно, если это не физкультура. А в морг идти для чего? Для этого процесса? Юза, ты меня за кого принимаешь?!! Да и… Ну, просто мне сложно представить, что даже инопланетянин согласится на процесс, в котором надо часто дышать, в морге. Ты представляешь себе, как там пахнет?! Он там совсем дышать перестанет, даже если он человек. Тут, конечно, его можно вскрыть и все узнать…

- Ну, придется либо вскрыть, либо заманить в более подходящее место: в темное кино или еще куда-нибудь. Правда, не знаю, что легче.

- Вот-вот, он и так, и так сопротивляться будет. Чтобы его заманивать, придется приготовить какую-нибудь очень приманчивую приманку. Как ты думаешь, на что их ловят? Может, как слонопотамов, на мед и желуди? Или еще на что-то?

- Его можно поймать на автомат по физхимии. Типа: у меня дома завтра Кузьменко будет автоматы раздавать…

- Ты, чего, издеваешься?! Я же не могу так явно смеяться на глазах у дяди! Он и так уже на нас странно поглядывает. Что я ему объясню? Что мы составляем работу по ООС с построением маниакальных петель по охоте на крупных хищных инопланетян?!

- Это идея, а то я все не могла придумать тему для «облегченного творческого зачета». А может, у него нет конспекта по ВМС, колдам, биополитике – на них заманить.

- Вот-вот, дядя правильно говорит, сейчас мы и строим свою судьбу. Курсовую мы будем писать на тему: «Дикорастущие Ильгизы и их устойчивость к заманиванию на автоматы по физхимии, конспекты по колдам и ВМС, как антропогенные факторы». И это наша стезя. Ага, и опубликуем!..

 

…мне он всегда напоминал титан, как химический элемент, в смысле… Он - снег пополам с землей. Грязь, короче. За эти слова меня сильно ругали. Все наши разговоры заканчивались обсуждением этой тени. Потому что как только я начинала обсуждать эту тень, наши разговоры тут же заканчивались. Как правило, скандалом. Сначала я думала, что он этого стоит. Потом поняла – нет…

Он почти никогда не смеялся. Впервые я увидела его смех, когда на эмбриологии предложили разрезать зародыша пополам.

«Ревнивый к друзьям извращенец...»

Я дала ему бежевый цвет. Не камень, не потянет. Крошится. Мимикрирует под камень...

Когда я начала выяснять, что послужило источником света для его тени… Мама сказа – факел, а я не поверила, спросила у него. Что может быть проще? Сама я чувствовала: это должно быть что-то либо совсем природное, стихийное, либо совсем техногенное, человеческое, или научное. Он ответил. Трудно было бы ответить лучше. Да и как он мог ответить по-другому, если отвечал он сам? Но я не ошиблась. Это было действительно так. «Флюоресцирующий белок – апоакварин, солнце как физическое тело, иногда – человек, его (ее) глаза, улыбка – но редко». В первую очередь – солнце, как физическое тело. Не как символ, не как тепло, а как физическое тело. Ну и что мне теперь думать?

Один из моих знакомых охарактеризовал его так: «Светло-коричневый, спокойный мягкий, нежный, чувственный. Возможно, глубоко такой. С виду – камень.»

Простите, но представить себе этого человека нежным, чувственным!.. Я лучше застрелюсь! А потом я начала писать о нем. И поняла.

Моя тень предложила ему черный цвет. Агрессивные антропогенные материалы, асфальт, керамика. Магия имени. Дорогой мужской одеколон, пахнущий табаком, жесткий и мягкий одновременно. Фрукты и перец.

Магия имени… О, это имя…

 

…В нем было что-то, заставлявшее вспомнить древних германцев, скандинавов или викингов, Тора, а может быть, и самого Одина. У меня же, да будет мне потом позволено вымолить прощение за свои слова, один его вид заставлял возникать в голове мотивы «Раммштайн». Он не был разрушителем, он был разрушением сам по себе. Ой, не зря мне думается, что не легко пришлось бы тому, кто оказался бы на его пути. К сожалению, мне это не грозило – на обочины он не оглядывался.

 

Они совсем не похожи, эта моя тень, и эта его тень. Может, именно поэтому?..

 

Вот так оно и было (2)

 

…Озеро, конечно, было расположено слишком близко к школе, но за время прохождения по холодному коридору до своей комнаты я полностью остыла и успокоилась. Вернувшаяся способность здраво рассуждать весьма меня порадовала. В конце концов, чего я так разозлилась? Мужики всех времен и народов всегда пытаются утаить от женщин все подряд, причем из тех самых добрых побуждений – мол, мы волнуемся. Женщина – существо слабое, все равно ни с чем справиться не способное. Хрен ли тогда вообще теток с собой брать? Пусть дома сидят, пироги готовят. А то получается – и в боевую обстановку привезли, и плана местности не дают. И что же делают в таких ситуациях женщины? Правильно, пытаются разобраться самостоятельно. И грызет меня червячок сомнения, что именно на это Хан и рассчитывал. Специально ничего не сказал, чтобы непредвзято относились, когда выяснять будем. А Юрка, скорее всего, в самом деле волнуется. Ладно, вариант с ухажером пролетел. Попробуем с другой стороны…

В первую очередь я переоделась. Замка на двери не было, что меня весьма позабавило. Свои-то ладно, а если директриса опять решит заглянуть? С ее-то чопорностью…

Из комнаты я направилась вдоль ряда дверей, где разместились «свои». Попутно размышляя, к кому стоит заглянуть. Теперь понятно, что Кирка знает только то, что осознала сама. Верунчику наверняка ничего не сказали, как и мне, из тех же соображений. Люша или Костик?

Дилемма разрешилась просто. Из-за двери Илюши слышался яростный шепот Юрки:

- И не вздумай ей выболтать! Если с ней что-нибудь случится, я тебя… Из-под земли достану и обратно туда закопаю!

Рассудительный густой бас Люши попытался возразить:

- Юра, ей же страшно, ты сам видел. Может, будет лучше…

Куда там!

- Хан знает, что лучше, а что - нет!

Дослушивать спор я не стала. И так ясно, что здесь мне ничего не светит. Кто и когда сможет переспорить Юрку? Уж не Люша точно. Ноги сами понесли меня в сторону лабы. Невольно я ожидала, что услышу прежний шум-гам, но в лабе было тихо. Все разбежались по своим делам, и только Листик сидел за компьютером, что-то считая.

- Костя, а где все?

- А, Юлечка, заходи. Только ты меня и жалеешь, а эти…

- Да ладно тебе. Ты же знаешь, мы все тебя любим. Так где твои мучители?

- Про Хана не знаю, он ни перед кем не отчитывается. С Юркой ты сама уходила, тебе лучше знать. А девчонки пошли к Железной Леди – директриса чего-то планирует на вечер, попросила помочь.

- Хм, и в чем помочь?

- Да ничего особенного. Кажется, прибрать в комнатах, или типа того.

- А… Ну-ну. Костик…

- Юлька, знаешь, я думаю, они не правы. Ты должна знать. Они и мне пытаются не говорить, но…

- Эй, ты чего, мысли читаешь?!

Листик покраснел и отвернулся. Вот тебе и не взяли в команду колдуна! Мне стало не по себе.

- Я не читаю мысли, не умею. Я только чувствую, что ощущают другие. Ты боишься…

- Костик, не пугай меня еще больше!

- Подожди, Юля, я скажу. У меня это давно. Я понимаю, что чувствуют люди, случаются ощущения… ну, типа предсказаний. Я могу предположить, что будет. Когда мы собрались ехать сюда, я вдруг… Понял. Тут будет очень плохо. Я не знаю, вернемся ли мы все. Но нам будет очень тяжело, и в особенности – тебе.

- Вот спасибо! И что мне теперь…

- Мне ничего не говорили. Ни Хан, ни Юра. Хан, видишь, с каким рвением хвосты меряет? Глаза отводит, конспиратор. И они не знают о моей способности. Я не пытался сам ничего узнать – понял, что если узнаю – никуда не поеду. Но не мог бросить вас, хотя и очень страшно стало. Елене надо оставить нас здесь. И она постарается сделать это, любыми способами. Она лихо ведет свою игру. Не знаю, справится ли Хан.

- Кто они?

- Люди. По крайней мере, бывшие люди. Привидения ли… Привидение остается на земле, если у него есть цель. А у этих нет цели. Их держит здесь только воля Елены.

- И мы так же к ним присоединимся?

- Нет. Они – другие. Не как мы. Хотя… Не знаю. Будь осторожна, Юлечка. Я боюсь за тебя. И знаешь… Не знаю, хорошо ли так говорить… Мне кажется, твои неприятности будут связаны с Юрой. Извини.

- У меня все неприятности связаны с этим моральным уродом, в этом я и не сомневалась. Но в чем осторожной-то быть?

- Не знаю. Просто… Смотри по сторонам, и старайся понять сама. Если я что-то узнаю – сразу тебе скажу. Но помни – от тебя зависим все мы. Главный удар направится на тебя.

Час от часу не легче! Теперь я еще и главная мишень. И несу ответственность за нашу команду. Вот уж поехала так поехала…

- Костя… Спасибо. Я постараюсь.

Ой-е-е… Бедная я, бедная, как мне себя жалко… Сейчас пойду и утоплюсь в жалости к себе. Давно такой мерзопакостности не случалось. Честно говоря, выходить в коридор я теперь боялась, но оставаться в лабе было стыдно, и я решительно толкнула дверь. И сразу же столкнулась с Киркой.

- А, вот ты где! У нас дельце на вечер образовалось. Меня отловила Елена и попросила помочь убраться в комнатах. Просьба не слишком обоснованная, но сама знаешь… Как-то не хочется ей отказывать. Представь – три комнаты в разных концах коридора. Б-р-р-р, и еще темнеет уже… Прикольно, да? Вот-вот твои любимые призраки появятся…

- Да уж, прикольнее некуда. Кира, а если я не хочу? Ну, совсем-совсем?

- Попробуй сказать это нашей уважаемой директрисе. Я крайней быть не собираюсь.

- Ага, поняла.

- А знаешь, что она мне еще сказала? Чтобы мы не волновались – сегодня нас никто не тронет. И еще так выделила голосом это сегодня, чтобы до особо тупых, типа меня, дошло.

- Уже смеюсь. А вместе убираться нельзя? Ну, там, сначала одну комнату, потом вместе – другую…

- Представь себе – нельзя.

- Кирка, Кирочка, не оставляй меня! Я боюсь одна! Почему мы должны работать в разных комнатах? Неужели не можем вместе одну убирать?

- Тихо. Мне так сказали: мы не знаем, что надо сделать. Девочки объяснят и присмотрят за нами. Присмотрят, поняла?

- Кирка, я не тупая. Они нас разделят и съедят поодиночке!

- Юлька, заткнись, а? Тебя Хан чему учил? Мы – самая лучшая, самая опытная, самая крутая, самая самая команда. И каждый член, или, скажем, хм… В общем, поодиночке мы тоже круты, круче только Эверест.

- Кирочка, я, может, глупая… Я могу бороться с животными, с людьми, с природой… Но привидения?..

- Это тоже природа. Заткнулась, взяла таз в руки и пошла. Бегом!

И я пошла бегом.

 

Я шла по длинному темному коридору и несла в руках огромный таз с водой. Занятие, надо сказать, сильно дурацкое. И так-то на каждом шагу споткнуться можно, поскольку темно, а тут еще и за тазом ног не видно! Наконец показалась полоска света под закрытой дверью. Я с облегчением толкнула дверь. Тут-то меня и ждали.

Когда я вошла, директор даже не повернула голову в мою сторону.

- Ну что, милая, вам еще долго? Уже девять часов, скоро начнется. Успеете убраться?

- Успею, конечно, успею, Елена Сергеевна.

Понять бы еще, что у них тут начнется…

В комнате стоял полумрак, но не до такой степени, чтобы я ничего не видела. И уж точно не до такой, чтобы начинать трястись, как осиновый лист. Надо собраться. Надо перестать пугаться всего подряд. Надо… Хм… Заинтересоваться?

 

Елена вышла, и в комнате кроме меня осталась только молоденькая девушка из местных «зомби». Правда сейчас она была без их обычного плаща, в легком платье, и на зомби не походила. Обычная девчонка, по виду немного младше меня, могли бы быть подругами… Смотрела она на меня с вежливой заинтересованностью.

- Привет, я – Марина.

- Юля, - немного хмуро, зато по теме. – Чего тут делать-то надо?

- Ой, да ничего сложного! Окно надо вымыть, только рамы, потом пыль стереть, и пол…

Мы взялись за тряпки и принялись за окно. Марина смеялась и шутила, рассказывала что-то из своей жизни здесь, как они купались, как змею увидели. Но меня настороженность не отпускала, и я молчала, обходясь односложными фразами. За свежевымытым окном постепенно стемнело, и мне поплохело окончательно. Сдуру я пошла убираться в одной футболке, и теперь каждый сквознячок вызывал у меня дрожь, то ли от холода, то ли нервную.

Самое странное началось уже после того, как мы вымыли пол и протерли пыль. Марина достала из-под стола в углу большую картонную коробку, открыла ее и закопошилась внутри.

- Вот, держи…

Я с удивлением взяла то, что она мне протягивала. Это была кукла, обычная тряпичная «лялька», с такими еще наши родители играли. Волосы куклы были светлыми и кудрявыми. Как у меня. Моя рука невольно дрогнула, припомнились страшные рассказы про культ Вуду… Следующим из коробки появился плюшевый медвежонок, за ним – маленький пластмассовый слоник, и другие игрушки. Не видя больше связи между зверями и нашей командой, я успокоилась. И даже рискнула задать вопрос:

- Зачем это?

Марина посмотрела на меня удивленно.

- Это – вместилища.

- Вместилища чего?

Девушка удивилась еще больше.

- Как это чего? Не чего, а кого. Нас, конечно.

Я представила, как переселяюсь в блондинистую куклу, и сердце точно пропустило пару ударов. Я поспешила уточнить:

- Нас – это тебя и меня?

- Тебя – вряд ли… - Марина нахмурилась. – Ты же не жила с нами. А мне еще рано, я еще не… Ой!

Она выронила игрушку, которую держала в руке, и испуганно зажала рот рукой.

- Я, наверно, не должна была этого говорить… - она посмотрела на меня с такой мольбой, что я растерялась. Я, что ли, запрещала ей говорить? - Вам же ничего не говорили, правда? Елена Сергеевна будет недовольна…

В глазах девушки блеснули слезы, и я испугалась, что она сейчас расплачется.

- Маринка, не волнуйся, я никому не расскажу. Не хочешь – не говори ничего. Ты боишься Елену Сергеевну?

- Я… Не боюсь. Просто не хочется расстраивать ее. Она и так такая несчастная…

- Ладно, не будем об этом.

- Да. Давай печку разжигать.

У самой двери комнаты действительно стояла маленькая печка-«буржуйка». Я подумала, что отношения с огнем у меня всегда не складывались, и даже печку, не то что костер, я так и не научилась разжигать. Но Марина только кинула внутрь пару поленьев, и огонь разгорелся сам. Я опять почувствовала озноб.

- А это что такое?

- Так там же Каминщик живет! Он хороший, только с ним знакомиться я бы не советовала…

- Почему? Съест?

- Да что ты, у него же нет зубов! Он влияет на волю человека. Мы его всегда новеньким показываем, если они не верят. Такое происходит… - Марина хихикнула.

- И что происходит?

- Хочешь попробовать? – Марина оглянулась по сторонам и заговорщически посмотрела на меня.

Я через силу кивнула. Было очень страшно, но Марина мне нравилась, и я ей уже доверяла. Девушка открыла печную заслонку и подвела меня поближе, после чего сама быстро отступила назад. Сначала ничего не происходило. Я внимательно смотрела на огонь внутри печки и ждала. Увидеть мне так ничего и не удалось. Внезапно все мысли из головы испарились, осталась блаженная пустота и одно желание – раздеваться. Не потому что жарко, и вообще нипочему, а просто так. Потому что сейчас это самое правильное действие – раздеться.

Я резко дернула с волос резинку, волосы рассыпались по плечам, голова закружилась… Вокруг стало совсем светло, от мути головокружения я ничего не видела, меня крутило, как в смерче. Тапочки улетели в угол. В теле ощущалась легкость ветра. Я сорвала с себя футболку, потянулась к пуговице джинсов…

- Хватит! – Марина подскочила ко мне и захлопнула заслонку.

Я ощутила укол сожаления, что не успела… И тут все прошло. Я сидела на полу в облаке оседающей золы. Марина смотрела на меня сверху вниз и улыбалась.

- Поняла? Он со всеми так делает. Они так смущаются, что не справились… С ним нельзя справится, только если договориться.

- Да уж, поняла.

Я встала и принялась отряхивать футболку от пепла…

И в этот момент дверь в комнату открылась.

- Что, развлекаетесь? – ядовито спросила Елена Сергеевна.

Маринка ойкнула и как-то вся сжалась. Я же только стояла, как истукан, с футболкой в руке, и ничего не могла сказать.

- Марина, будь добра, пройди в свою комнату. А тебя, Юлия, я жду в своем кабинете. Разумеется, после того, как ты закончишь одеваться и заново все приберешь.

Елена вышла. Марина, не поднимая на меня взгляд, тихонько выскользнула вслед за ней. Я со вздохом оделась и принялась за грязный от золы пол. Почему-то страх ушел. Хоть девушки здесь хорошие, они не обидят. А с Маринкой мы подружимся, может, я даже увезу ее подальше от Елены…

 

К Елене я, конечно, не пошла, и без того не по себе было. Уже совсем стемнело, факелов на сегодня никто не зажег, и до своей комнаты я добиралась буквально на ощупь. Ужасно хотелось спать – обычный откат после массы впечатлений. Собственная дверь скрипнула, заставив поежиться.

А внутри все стало хорошо. Сильные руки обняли меня, прижали, шепот ожег ухо:

- Юлька!.. А ведь жива, зараза… Я уж думал, схарчили тебя местные.

- Не дождешься, вот еще! Раз вы мне не помогаете, я и сама справлюсь.

Я вывернулась из объятий и села на свою кровать. Юрка сел рядом.

- Смелая моя…

- Ого, уже твоя!

- Возражаешь?

- Ничуть. Елена меня не искала?

- Пока нет. А теперь и не найдет. Я тебя спрячу…

Некоторое время мы боролись: Юрка пытался целиком запихнуть меня в спальник, а я пыталась не задохнуться. В конце концов мне было позволено оставить голову снаружи, остальное напоминало кокон гигантской бабочки. Юрка оперся на стену и притянул мой кокон поближе к себе.

- Ну, чего вы там делали? Рассказывай.

- Не поверишь – меня раздевали.

- Ничего себе! А меня не позвали?! Подожди-подожди, а кто раздевал? Там были мужики?..

- Ну тебя! Там была только одна девушка, не считая привидения. Да, потом еще Елена заглянула.

- Везет же некоторым… И как, понравилось?

- Не могу сказать, что очень. Хотя… Определенная прелесть в этом есть.

Я рассказала, как все оно было, не умолчав и о приятной пустоте в голове, и об игрушках.

- Влияние на рассудок, значит… Да, это хуже. Не знаю. Честно говоря, я и сам уже бояться начал. Не потянем мы такое. Я за тебя очень испугался сегодня. Юлька, я…

Тут я испугалась еще больше, чем в комнате при виде куклы. И торопливо зажала Юрке рот рукой.

- Юрка, давай не будем, а? Жизнь вроде длинная, еще успеешь наговорить. А то и не длинная, тогда и вовсе не надо.

В голове пронеслось, что это – пропасть. И я в нее шагаю. Потому что мне уже не будет ни с кем так спокойно, так надежно, так… приятно? И я сама уже почти… Ой, да не ври самой себе хотя бы!

- А за себя, что же, совсем не боишься?

- Я мужик, мне по штату не покладено. Но боюсь. Юль, может свалим, пока не поздно? Я… Я тебя куда хочешь отвезу, хоть на остров Пасхи. Ну не погонятся же они за нами?

- Бросим команду?

- Что ты все «команда-команда»! Они сами этого хотят.

- Чего хотят? Денег?

- Ты права. Мы все попались на эту тайну. И сидим плотно, как на крючке. Вот черт!..

- Не поминай всуе. Тут еще и не такое вылезет.

- Не бойся. Юля, ты только не бойся, я всех чертей под землю… Или куда их там?.. Не бойся, а?

- Держи меня. Пока ты рядом…

- Завтра все решится. Елена больше ждать не станет. Держись рядом со мной, хорошо? С тобой я всех…

- Да все уже, поняла я. Постараюсь. Не говори ничего, пожалуйста…

- Юлька, я должен, я не могу иначе. Я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя.

- Я тоже люблю тебя.

Я тоже уже люблю тебя. И не переживу, если завтра с тобой что-то случится. Наверное, без этих слов было бы легче.

 

Я ушла от тебя босая.

Начинался рассвет весенний.

Я решила, что город вымер –

Так беззвучно повсюду было.

 

Я любила тебя сильнее, чем дышать.

И мертвую чуя,

Надо мною кружились птицы.

 

Уснула я незаметно, потому что Юрка держал меня за руку и гладил по волосам.

 

А проснулась среди ночи. Было очень холодно, неестественно холодно для лета. За окном занимался серый рассвет. И Юрки не было.

Меня прямо-таки подкинуло на кровати. Я вскочила, сердце бухало отбойным молотком, оглядела комнату. Вещи Юрки были на месте, даже обычная сумка, с которой он всегда ходил. Спальник был в чехле: не ложился или успел убрать? Стало неимоверно страшно, хотя минуту назад я считала, что страшнее уже некуда. Я все-таки лишилась последней поддержки в этом мерзком мире…

Внезапно я поняла, что меня разбудило. Звук. Из коридора доносился… плач? Да, что-то типа того. Уже не соображая, что я делаю, я выскочила в коридор как была – в джинсах и футболке. Хорошо еще вечером не стала раздеваться – провоцировать Юрку еще на что-то, помимо признания в любви, не хотелось совершенно. Только не в этом доме! Слишком давят на меня эти стены. Юрка, ну где же ты?..

Рассветные сумерки выявляли маленькую фигурку в плаще. Девушка сидела у стены напротив окна, уткнув лицо в колени. Я медленно подошла, уже не сомневаясь, что увижу свою новую знакомую – Марину. Села рядом, легонько тронула за руку. Девушка подняла голову. Это была не Марина.

Она была даже постарше меня, и уж тем более старше Марины. Светлые волосы прилипли к мокрому от слез лицу, и она отвела их, хмурясь и разглядывая в неясном свете мое лицо.

- Что ты здесь делаешь?

Я даже не нашлась, что ответить. Действительно, что?

- Меня Таня зовут. Ты из наших гостей, верно? Живой человек, а не полутень, как мы все. Уезжайте, пока не поздно, пока ничего не поняли. Потом Лена вас не отпустит.

Мне показалось, или стало еще холоднее?

- Боюсь, уже поздно. Мне Марина вчера показала Каминщика. И Елена Сергеевна это видела.

- Вот блюдство! – девушка потерла лицо ладонями, стирая остатки слез и еще раз отводя волосы. – Маринка – мелкая, для нее все это игра. Мечтает о вселении. А меня тошнит от всего этого. Не хочу я! Я уверена, что справлюсь и так, но Лена мне не верит. Так и мечтает увидеть меня тупой куклой или березкой под окном. Вы-то что тут делаете?

- Мы всегда искали разные интересные аномалии. Вот и поступил заказ на вашу деревню. Изучить вашу, хм, аномалию…

- Да уж. Аномальнее некуда. Слушай, пойдем! Я знаю, как выбраться отсюда. Если только он согласится помочь, но надеюсь, что согласится. Даже если сама не смогу дальше жить, так хоть тебя вытащу.

- Таня!.. – я даже запнулась, не понимая, как объяснить. – Тут же мои друзья, я не могу без них! Да и не угрожал нам пока никто…

Тут мне совсем поплохело, я вспомнила, что Юрка пропал.

- И… - это мой голос так глух? – Тут Юрка…

- Черт побери, так это ты! Юля, да? Я тебя видела один раз. Вот что я тебе скажу: тебе надо мотать отсюда в первую очередь, и очень быстро! Ты никому не поможешь, только хуже сделаешь. Я точно знаю. Ну же, возражений не слушаю, идем, по пути все объясню!..

На это «объясню» я и попалась. Слишком долго мне никто ничего не хотел говорить. В конце концов, почему я просто не могу проводить Таню? Только бы она рассказала мне хоть что-нибудь!

Девушка решительно схватила меня за руку и потащила по коридору к выходу. Звякнула щеколда, со скрипом открылась входная дверь. Нам уже было не до того. Мы почти бежали по направлению к лесу, и я до ужаса боялась услышать шаги за спиной, не важно, кто будет нас догонять: мои или ее друзья.

На тропинке (на той самой, по которой мы шли днем с Киркой) Таня замедлила шаг, и крепче стиснула мою руку. А потом заговорила, торопливо, словно боясь не успеть:

- Я сама никак не могла поверить. Потому и встречи с Каминщиком не избежала. И все равно не верю, ни им, ни Лене, хотя и очень люблю ее. Не знаю пока, но в чем-то должен быть прокол в ее логике… А, не важно! Посмотри на меня, я выгляжу как человек. Но я давно не человек. Я – тень. Тень самой себе, а сама я осталась на дне мутной лужи, лишь по недоразумению называвшейся прудом у нашего дома. Случайный пожар, о!.., просто какой-то идиот забыл выключить газ – и нашего дома больше не было. Родители погибли в огне. А он, единственный человек, от которого я ждала поддержки после страшной трагедии, сказал, что ему не нужна бездомная сиротка. Больше он не сказал ничего, и больше я его не видела…

Я потрясенная, остановилась.

- Танечка, бедная, прости…

- Тебя-то за что? Давай, шевели лапами. Молчи и слушай. Знаешь, что самое интересное? Я оказалась здесь раньше, чем умерла там. Сразу после его слов. Я не поверила. И Лена свозила меня к родному пепелищу. Я видела свою могилу!

- Господи, зачем? Зачем ей понадобилось…

- Заткнись, а? Лена давно наблюдает за такими, как я. Знаешь, что такое тень? Мы видим тени за спинами других людей. Люди видят тени за нашими спинами. Обидь человека. Увидишь – от него останется одна лишь тень. Когда мы перестаем думать о человеке, он же думает о нас, его тень отделяется от нас и остается одна. Чем лучше знали человека, тем крепче тень. Чем сильнее был человек, тем устойчивее тень. Одинокие тени исчезают, рассыпаются. Из меня получилась хорошая тень, устойчивая. Я почти ничем не отличаюсь от себя прежней. Другие – по разному… Парней у нас нет, одни девки, Лена считает, что обижают только слабый пол. Права она, как считаешь?

Я смогла только помотать головой. Сказанное поразило меня окончательно, я силилась понять, и никак не ухватывала мысли, они разбежались по серым кустам просыпающегося утра.

- Ага, то-то и оно. Были раньше тут парни, они почти все стали природными духами. А потом не стало. К чему бы это?..

- Стали – чем? Как? Таня, я не понимаю… - жалобно созналась я.

- А тут начинается самое интересное. Гипотеза самой Елены Сергеевны, благодаря которой мы все тут и влипли. Даже самая крепкая тень в конце концов рассыпается в прах. И… слабое место в построениях, конечно, но Лена говорит, что перекопала кучу статистики… В момент рассыпания тени мир меняется. Чаще всего это выражается в природных катастрофах, самые страшные природные явления – это бывшие сильные тени или группы теней. Иногда – это паранормальность и прочая чушь. Иногда – еще поразительнее – чудеса, исцеления, воскрешения, и прочее. Но чаще – смерти людей. Ничем перед тенью не виноватых. Никто из нас не хочет убивать.

- Да уж. Таня, тебе не кажется, что еще больше похолодало?

- А, заметила! Тут климат гиблый, порой меняется по десять раз на дню. Вы мало тут прожили, а то бы уже заметили. Что поделаешь, Лена не может удержать всех, некоторые рассыпаются, это не контролируется. Так вот самое главное: Лена придумала, что если дать тени опеку, а мы все бедные-несчастные и нуждаемся в утешении, а потом дать цель, ну, там, за деревом следить или рукой куклы двигать… Тень не рассыпается, просто теряет разум, и то иногда не совсем, и зацикливается на данной цели. И может выполнять только ее. Главное – найти цель, чтобы она понравилась тени. С мелкими проще, они легко в игрушках селятся. А вот меня от любого предложенного варианта тошнит. Ненавижу! Хоть бы и рассыпалась! Но чувствую, что смогу справится и никого не убить. А Лена не верит… Юлька!

Я подпрыгнула на месте, так неожиданно это прозвучало.

- Что?

- Мы почти пришли. Юлька, прошу тебя, чтобы не случилось, не отпускай свою тень. Я вижу, что ты не пойдешь со мной. Не отпускай, слышишь!

Из-за деревьев показалось озеро. Его не было на карте, мы и не подозревали о его существовании. Вода казалась неестественно спокойной, только моховая сплавина по берегам слегка покачивалась, как будто дышал огромный зверь. Стало нестерпимо холодно, я уже не могла бы сделать ни шагу. Футболка примерзла к вспотевшему от быстрого шага телу. Хотелось закрыть глаза. Или еще лучше оказаться у себя на кровати и держать за руку Юрку…

Таня прошла за деревья и ступила на сплавину.

- Ну же, Лана, ты здесь, выходи! Прошу тебя, ты же слышишь меня. Лана!..

Воды озера всколыхнулись и начали подниматься. Я вцепилась в ствол березы, как в последнюю надежду – от страха подкашивались ноги. Голос, зазвучавший из озера, был столь громовым, что я невольно зажмурилась.

- Таня, ты задумала глупость. Уходи!

- Я и хочу уйти. Помоги мне!

- Елена не обманывала нас никогда. Вернись в школу.

- Нет, Лана, я не могу, ты же была моей подругой здесь. Ты же верила мне…

- Теперь я знаю, что ошибалась. Я не сделаю этого.

- Лана, прошу тебя! Не делай меня тенью моей тени! Не прогоняй!

- Я сказала все. Уходи, пока не поздно.

Я услышала плеск воды. А потом дикий порыв горячего ветра чуть не приварил меня к березе, от гула заложило уши. Приоткрыв глаза, я увидела огненный шар, падающий в озеро, и столб пара, рвущийся в небеса. Береза зашаталась, вырывая корни из земли. От жара стало нечем дышать. Не помня себя, из последних сил, я рванулась вглубь леса, напрямик, не разбирая дороги. А вслед за мной гнался огненный ветер.

 

=====================================================================

Хан понял все вовремя. Неконтролируемо быстрое развитие событий сломало намеченную схему действий, но еще оставался шанс сбежать. Он успел вывести из школы всех, кого нашел. Листика не было с вечера. Юлька исчезла ночью. Остальные, кое-как собрав рюкзаки, вымелись из комнат еще до восхода солнца.

И на крыльце стало ясно – опоздали. Они были там, снаружи, в холодном туманном рассвете, Елена и ее девочки, как бы занимавшиеся своими делами. Ночное вселение добавило хозяевам рабочей силы, но в общем и семи теней нужной специализации хватило бы с лихвой. Никто не преграждал дорогу, но почему-то поворачиваться к ним спиной не хотелось.

Хан сделал шаг вперед, напряженно всматриваясь в лицо директрисы. Члены его оскудевшей команды, казалось, пали духом. Юрка держал два рюкзака, свой и Юли, и мрачно разглядывал землю у себя под ногами. Илюша что-то шептал Вере, и вид у той был совсем безнадежный. Кира молча кусала губы.

- Ну что ж, я вас просила, но вы, конечно, посчитали себя куда умнее. Что делать будем?

- А что вы собираетесь делать?

Голос Хана звучал как никогда ровно и вежливо.

- Ну уж явно не отпустить вас на все четыре стороны. Вы же радостно побежите к своему работодателю получать честно заработанные деньги. А мне здесь лишние гости совсем некстати, и вас уже вполне хватило… По крайней мере, так быстро, мы, как видите, еще не вполне готовы.

- И как, позвольте спросить, вы собираетесь нас задержать?

- О, у меня достаточно способов для этого! Например…

Привести пример она не успела. Как появилась Юлька, никто не заметил. Наверное, она вышла из леса, но все были слишком увлечены противостоянием, чтобы увидеть это. Ее заметили только тогда, когда она обошла хозяев со спины и медленно подошла к своим. Сразу стало видно, с каким трудом ей дается каждый шаг, как неестественно красна ее кожа на лице и руках. В глазах Юли билось такое отчаяние, что Хан испугался за ее рассудок.

====================================================================

 

Наверное, я и правда повредилась бы рассудком. Только я ничего не помнила. Как убежала от огня и ветра? Как выбралась из леса? Откуда в измученном теле взялись силы дойти сюда, на крыльцо ненавистного здания? Ужасно болели руки, а лица я просто не чувствовала. Сил оставалось только на то, чтобы подойти к Юрке и взять его за руку.

Юрка яростно вырвал у меня свою руку.

- Идиотка, ты все нам испортила! Из-за тебя мы уже почти мертвы! Какого черта тебя понесло в лес ночью? Я же ясно сказал: не отходить от меня!

А я думала, не осталось больше сил… Оказалось, еще есть запас. Только не на слова. Молча я отошла поближе к Верунчику, она хотела взять меня за руку, испугалась, отдернула руку, и в глазах ее показались слезы. На этом силы кончились. Я просто стояла и смотрела на Елену. Прямо героический фильм, а?.. Все герои, все вместе – крутая команда. Не боясь, не, не, не… В глазах хозяйки прямо-таки светилось торжество.

- Крутые, да? Ну-ка, скажи мне, мил человек, поиграл со мной, а? А потом развернись к своим друзьям и поведай им, как аванс брал, как указания получал, как повел команду на убой, точно зная, что вернутся не все.

Хан побагровел, но глаза не опустил, глядя на хозяйку все также прямо. Впрочем, и к нам не обернулся. Да и то, секрету тому сто лет в обед…

- А ты, герой-мясник, наловил мышек? Ты же знал, кто здесь живет, однако не постыдился заработать денег на загубленных душах.

А вот Илюша на девочек посмотрел и глаза опустил. То ли не знал до конца, то ли не понимал, а сейчас больше на тон среагировал.

- Милая девочка, я же тебя предупреждала, - но не на меня смотрела Елена, а на Кирку. – А ты мне не поверила. Ну как, нравится тебе, как выглядит твоя подружка? И это еще цветочки…

Значит, Кирка все-таки знала. Что ж, подруга, тебе-то не о чем беспокоиться, ты меня честно предупреждала.

- А вот ты, цветочек-одуванчик, мне здорово помогла. Без тебя так быстро бы не получилось, но ты молодец, в нужную сторону подтолкнула…

Верунчик смотрела на меня. Похоже, она на самом деле не знала, и сейчас в ее позе, в ее взгляде, в слезах билось осознание. Да ладно, думаешь, Елена бы сама с Юркой не справилась?

- Ну, с вами двоими и так все ясно, вы уже у меня…

Конечно, мы у тебя. Смотри, они еще ничего не поняли, даже Хан, который все знал полностью и с самого начала. Смотри, вон шесть теней, или их больше, они двоятся, троятся… Смотри, вот она, я…

- Я знаю…

- Да, милая?..

- Я все знаю.

- Таня? Глупая девчонка, она так и не поняла ничего. Ветер… Это была она?

- Вам лучше знать.

- Почему же ты не пыталась уйти вместе с ней?

- Это еще секрет для кого-то? Я люблю его. Все равно.

- Тогда, может быть, ты понимаешь, что ты уже среди нас?..

Елена обняла за плечи худенькую девочку, и капюшон слетел с ее головы. Вот, оказывается, какая я со стороны… Совсем худая, измученная, с покрасневшей кожей, шатающаяся от слабости… Бедная, как же мне тебя жалко! Себя жалко?

Разве можно любить человека, который не смог пожалеть настолько измученное существо? Разве можно оставаться в команде, которая позволила сделать с их товарищем такое? Разве можно доверять руководителю, который ничего не сделал, чтобы предупредить это?

Можно. Можно, потому что любовь не оценивает. Можно, потому что доверие не имеет цены. Можно, потому что Верунчик плачет, Кирка незаметно роется в рюкзаке в поисках мази, а Илюша яростно сжимает пальцы в кулак, подумывая, сейчас Юрке врезать, или потом, когда все закончится. Можно, потому что я помню слова Тани, обманувшейся в последней дружбе. Потому что, уже поглощенная отчаянием, рассыпающаяся, она кричала человеку, просто не успевшему стать для нее близким: «Не отпускай, слышишь!»

- Вот видишь, милая, ты уже с нами, иди к нам. Ты же не хочешь остаться с предателями? Ну, не бойся…

- Есть такое геройство…

Мой голос на фоне речи директора был слишком тихим. Но внезапно все звуки исчезли, и голос прозвучал неестественно громко.

- Есть такое геройство: для каждого. Кто-то может убивать врагов, кто-то – нести тяжкое бремя, кто-то… Каждому свое. И если все роли уже разобрали, остается все же что-то маленькое, что ты должен. Иногда это – остаться жить, иногда – суметь не убить. А иногда – просто не стать тенью. Или став тенью, не остаться у вас.

- Юля? Разве ты не убедилась, что Таня ошибалась?

- Да, Таня ошибалась. В том, что у ваших созданий может остаться душа. Я поняла, что не успела понять она. В чем ваша ошибка. С чего вы решили, что вы – единственная надежда для теней? По всему миру это случается каждый день. Вы просто не можете охватить всех. И что же? Ничего. Мир стоит, как стоял. Потому что не все тени видят холод, если его не показать. Потому что мы помним, как любить. Потому что мы не хотим убивать.

А силы все не кончались. Я потянулась к своей тени, своему отражению в чужих рядах, со всем сочувствием и жалостью, на которые только была способна.

- Юленька, посмотри на меня. Я не умерла, я здесь, мне очень жалко нас, но мы ведь не хотим убивать, правда? Посмотри, Верунчик плачет, она не думает о своей возможной смерти. Она думает, что чуть не коснулась меня, и как бы мне было тогда больно. Видишь, Кирка нашла мазь, такой решимости я еще никогда не видела в ее глазах. Если надо будет, она разгонит тут всех, но прорвется к нам и поможет. Неужели ты не видишь? Хан думает о деньгах. Он ведь такой, всегда думает о деньгах. Он понимает, что провалил этот заказ, и пытается высчитать, хватит ли денег вылечить не только наше тело, но и душу, ведь он видел безумие в моих глазах. А Илюша, посмотри! Он готов драться до последнего и вытащить бездыханные тела товарищей, как один Менелай на всех Патроклов. Не бойся, взгляни на Юрку. Он прячет глаза, но знаешь почему? Он никогда не простит себе, что не распознал наведенного Еленой чувства и принял его за истинное. Иначе он ни за что бы не обидел тебя…

Моя тень потянулась ко мне, я схватила ее за руки, не боясь. У нас одна боль, одна на двоих. «Прошу тебя, чтобы не случилось, не отпускай свою тень!» Нет. Не отпущу. Это же я, а я не хочу убивать.

- Юлечка, прости меня! Я не хочу убивать, не хочу умирать, не могу!.. Юля, прости!

Еще один капюшон упал. По лицу Маринки катились слезы.

- Лена, я поняла, - неужели это говорю я? Или все-таки не я? – Им не нужна специализация. Им нужно немного тепла.

- Нет, дурная девчонка, что ты делаешь?!. – голос Елены сорвался на визг.

Но я уже шагнула к Марине, обняла ее.

- Не плачь, не надо. Мы же не хотим убивать, правда?

Тень под моими руками растаяла льдом на солнце. И ничего не произошло. Только струйка дыма растаяла в небе, и стало немного теплее. Да еще легкий ветерок подул в лицо «послушницам», сдувая капюшоны…

Дети, милые дети, мне очень жаль вас, моей жалости хватит на всех…

А за моей спиной уже стояли Верунчик и Кирка. Нашей жалости хватит. На всех.

- Вы не правы, вы не можете быть правы… Я посвятила этому делу всю мою жизнь… Я видела столько смертей и боли, что вы бы давно задохнулись от отчаяния!

Мы улыбались вместе, я и моя тень.

- Может быть, именно поэтому ты можешь показать им только холод и боль, поэтому ты ошибалась. И твои ошибки сейчас населяют лес и школу. Но новых теней здесь не будет. Они сами найдут свое место.

Силы кончались, ноги уже не держали, и я опустилась на траву, все еще крепко сжимая руку своей тени. Кирка кинулась ко мне с мазью. Все тени, кроме моей, уже растаяли в воздухе. Вот она какая крепкая, какая сильная, тень моя… А я все смотрела в глаза Елены. В них, отражением моих глаз, бились отчаяние и безумие.

- Можете считать себя победителями. Но своих детей я вам не отдам. Никто не приедет сюда глумиться над моими девочками.

Несгибаемая железная Елена, прямая спина, твердый шаг. Один быстрый шаг в сторону леса.

Верунчик испуганно взглянула ей вслед.

- Она их отпустит?

- Да.

- Но у них не осталось памяти, не осталось души, не осталось чувств!

- Да. Сейчас начнется.

И мрачный голос Хана:

- Вот теперь нам, правда, боюсь, не успеть. Простите.

И робкий голос моей тени:

- А где же Листик?

Рокот вертолета раздался неожиданно, но никто не вздрогнул.

- Видишь, милая, и он нас не бросил. Хорошо, правда?

Тень улыбнулась. Тень раскинула руки и полетела над полем.

Я не помню, как мы оказались в вертолете.

Я помню, как тень растаяла…

 

 

Вот мой любимый смотрит вверх

И исчезает, пряча стон.

Его лицо теряет свет

И превращается в картон.

 

А люди мчатся к новостям

И пропадают навсегда,

И пусть она идет к чертям,

Моя картонная беда.

 

Мое лицо засыплет снег,

Картонный мир возьмет меня,

Я попаду в ненужный век

Свечи, лишившейся огня.

 

Картонный город будет спать,

Распявшись в воздухе крестом.

Картон не может умирать.

О Боже. Черт возьми. Картон…

Тень вторая

И как будто к плохой погоде стали ныть старые сердечные раны…

 

Виноват потайной фонарь. Это случилось давно.

 

- Por kia diablo mi devas iri al universitato, se mi volas dormi!

- Por kia diablo vi elektas biofakon kaj ne dormas, ne mi devas lerni vin. Mi opinias, ke vi devas dormi jus. Kion kosmaron!

(esperanto)

 

- Почему передумала? Будешь все выходные дома сидеть?

- Нет, не буду.

- Ну и правильно...

Длиннее разговоров у нас и не случалось.

 

…парашютист. Так уж получилось. «А этот парашютист… Задолбал!» Я каждый раз думаю: ну вот как ты можешь жить на свете с таким выражением лица? Моей тени снилось, что ты соблазнял ее во сне. А потом выяснилось, что не только во сне. И только не говори, что я не предупреждала тебя. Каштан… Ты - мышьяк. Твой камень - змеевик. Кусок яблока. Ты – тьма. Крайность. Мне ли бояться крайностей...

Вельветово-бежево-коричневый, мало слизи. Животные запахи – мускус, что-то еще…

 

Откуда я могла знать, что один из них будет обладать большими грустными глазами и серым свитером? И я бы поверила в эту лихую маскировку, если бы только он сам этого хотел. Но он не скрывался, и, чувствуя на себе взгляд его глаз, я чувствовала вместе с тем пыль. Легкий пепел презрения. Немного, щепотку, так, чуть-чуть… Его походка была такой же скользящей, какую обычно приписывают опасным преступникам и хищникам. Но он не был хищником. Не был он и падальщиком. Я бы сравнила его с мелким зверьком, питающимся фруктами, стараясь не вымазать в них мордочку, но и от мяса не отказывающимся. Его легкость и воздушность подчеркивалась коротковатой велюровой шерсткой бежевато-сероватого цвета. Но лапки и хвостик все же покрывали черные чешуйки, а в зубах скрывалась самая чуточка яда. Посмотрите на него сами. Вы не сможете не прочитать это в его глазах…

 

Еще одна сказка белой Кошки, умевшей быть серой в черную полоску! А просто ветер может быть и холодным, и теплым, вот и все.

 

Ветер

 

«…Один человек очень боялся, когда за окном шумит ветер. Год за годом, каждой весной ближе к вечеру ветер начинал качать ветки деревьев, и человеку казалось, что ветер пришел за ним, и зовет его. Человек боялся, потому что в такие моменты что-то начинало давить в его груди, и ему так хотелось уйти за ветром. Но для этого надо было все бросить.

Однажды человек решился. Он не мог больше терпеть. Он надел черный плащ с капюшоном, он взял в руки старый посох. Он забыл свою семью и дом, который сам выстроил. Он поплотнее закрыл за собой дверь, словно не хотел больше никогда сюда возвращаться, и вышел за калитку.

На улице был ветер. «Я пришел», - сказал человек. «Зачем?» - удивился ветер. «Но ведь это ты меня позвал. Вот, я тут. Я согласен идти с тобою». Ветер удивился. Он вовсе никого не звал, он просто радовался своей жизни, вот и качал деревья и бил в стекла. Но ему стало немного стыдно, ведь человек из-за него бросил свою семью и дом. Ветер чувствовал, что теперь что-то должен.

Ветер сказал: «Хорошо, пойдем. Что ты хочешь увидеть?» «Покажи мне мир, - попросил человек, - покажи мне то, чего не видел ни один человек».

Ветер поднял его на свои крылья и понес над землей. Ветер был почти всемогущ, ему совсем было не сложно донести человека до любого места. Он принес его к действующему вулкану, и они вместе заглянули в горящее жерло. А потом потоки лавы устремились вниз, на маленький городок. Но человек отшатнулся и закрыл лицо руками. Тогда ветер понес его к океану, и они опустились на самое дно, и увидели жуткие творения природы, живущие под огромным давлением, в мрачной тьме. Но человек сказал: «Нет, все это слишком страшно. Все это слишком чуждо людям. Я не хочу этого видеть».

Тогда ветер понес человека на небо, и они видели звезды очень близко, но так, что они еще не превратились в огненные шары, а просто сияли горстью огромных бриллиантов. Потом он понес его на еще не открытые острова, и они видели прекрасные цветы и ярких птиц, чье оперение сияло так, что, казалось, может осветить любую ночь. В темных пещерах они видели драгоценные камни на стенах, и их блеск разбудил бы в любой душе самое прекрасное. Человек протянул руку и взял камень, но на поверхности камень оказался кусочком гранита. И человек отвернулся. «Нет, - сказал он, - Все это слишком прекрасно, так и хочется забрать с собой. Но все это слишком чуждо людям. Я не хочу этого видеть.»

«Хочешь, я покажу тебе прекрасные творения человечества? – спросил ветер. – Мы увидим пирамиды, и старые картины, и города с новейшими изобретениями…» «Зачем? – удивился человек. – Это я мог бы посмотреть и сам, без тебя». «Чего же ты тогда хочешь?» «Покажи мне людей», - попросил человек.

Ветер принес его на лужайку перед большим красивым домом и опустил на мягкую траву. Человек встал на ноги и сделал несколько шагов. Вдруг из дома выбежали две собаки. Человек испугался, но собаки только подбежали к нему и стали лизать руки. Человек пошел дальше. Из-за дома выбежал маленький мальчик и подбежал к человеку. Он протянул ему руку и разжал кулачок: «Смотри, какой кораблик я сделал!» На качелях сидела девочка. При виде человека она спрыгнула с качелей и крикнула: «Это тебе!», и протянула ему букетик ромашек. Из дома вышла красивая молодая женщина: «О, да у нас гости! Заходите, прошу вас. Видите, как дети вам рады. Скоро вернется мой муж, мы будем обедать. Я сама готовила обед, уверяю вас, это будет очень вкусно!» Но человек вежливо отказался и поспешил уйти за калитку. «Я знал, что так живут люди, - объяснил он ветру. – А значит, уже почти что видел. У них все хорошо, и это не интересно. Зачем я им? Им и без меня хорошо…»

Тогда ветер снова поднял его над землей и понес. Они опустились рядом с входом в метро. Между дверьми, в единственном доступном для таких людей теплом месте сидели два человека, мужчина и женщина. Они не были старыми, но нужда сама состарила их раньше времени, и оба были грязны и отвратительны, с нарывами на лицах и мутными глазами. Женщина спала, а мужчина держал ее за руку. Человек сам удивился своей жалости, и сел рядом с ними, не боясь ни грязи, ни вони. «Чем я могу помочь вам?» - спросил он. Но мужчина только окинул его мутным взглядом – он был слишком пьян. А женщина даже не проснулась. Человек вышел наружу. «Что я могу сделать? – объяснил он сам себе. – Им слишком плохо и без меня, им не помочь. Я знал, что и так живут люди, а значит, уже почти что видел. Мне здесь тоже нет места.» «Так чего же ты от меня хочешь?» - спросил ветер. Ветру тоже было и жалко, и стыдно. «Только одного я прошу у тебя, - сказал человек. – Пожалуйста, отнеси меня назад, домой. И никогда больше не тревожь меня!»

Ветер в последний раз поднял человека над землей и понес домой. И никогда больше не появлялся рядом с этим домом, не стучал в стекла и не качал деревья.

А человека на крыльце встретила его жена…»

Тень третья

«Когда люди умирают, их аист уносит...»

(Я, что, последняя, кто еще не знал этого замечательного народного высказывания?)

 

Виноват костер, родивший пожар. Это случилось после убийства.

 

- Ну же, расскажи мне свои эротические мечты!

- Ты издеваешься!.. Нет-нет, не скажу. Отстань.

- Ну что такое! Ты не хочешь смотреть супер-эротический фильм, не хочешь знакомиться с моей тенью, не хочешь рассказывать!..

- Тихо, тихо, прошу тебя, не кричи на всю столовую…

- Нет, я буду кричать!..

 

…сказал, что бледный. Нет, конечно, нет. Он ошибся. С четвертой тенью перепутал. Назвал того рыжевато-оранжевым... Он магний... Странно, к его теням пришлись химические элементы, а к моим – нет… Беглец. Волчонок в западне, не сравнивать же с крысой… Каторжник, бегущий с серебряного рудника. Беглец и есть беглец. Он боится, он опасен, ему недолго жить. На его руках следы от оков, на его лбу – клеймо, ему уже не быть свободным. Но я-то знаю: несправедливо его гонят, сфабриковано дело, не за преступление посадили его в оковы. Не велит совесть выдавать беглеца. Ну и не буду. Моя тень: «Кокетлив... Зависим очень. Темно-красный, свекольный, фиолетовый. Цвет фруктового чая «Милфорд». Фруктовые запахи, не только цитрусовые…» Я дарила ему фрукты…

 

Его я знала хорошо. Я бы могла стать ему и женой, и матерью, но не произошло ни того, ни другого. Как ни грустно, мы не были друзьями, а я бы хотела. Ему я доверяла, причем гораздо больше, чем источнику тени. Потенциальный враг, как очень близкий человек – странно?

Кажется, они были знакомы давно. А может, и нет. Я почти не знала их прошлого. Да и не стремилась узнать. Чего там могло быть интересного? Другой город, их природа, дом, родители, братья или сестры. Школа, друзья, походы, увлечение биологией. Олимпиады, награды. Многия знания – многия печали. Поступление. Смерти – легко переносимые, алкоголь – по минимуму… Дачи, огороды, морковка и яблоки, или что там у них растет? Реки – купания, пловцы не лучшие, но и не хуже других. Деревья, камни, переломы и корь. Пятерки, скорее всего… Теперь уже поздно. Тени, они все хорошие, особенно когда они только тени, бесплотные. Умный?.. Ценит помощь, хотя и не очень. Легко помогает сам, мне, по крайней мере. Раньше людей не ценил. И теперь не очень. Я уверена, что он злопамятный, и может отомстить. Может. Подло, ударом в спину, но за дело. Я бы не хотела ему навредить. А то ведь неизвестно, сколько придется ждать мести…

Вряд ли может быть верным. Легко воспримет идеи, побоится им следовать, и так же легко от них откажется. По настроению больше всего близок ко мне. Улыбается, когда плохо. Опрятен, не любит плохие бытовые условия. Чуть нервный, легко меняет настроение. Дождливое лето, июнь. Волосы мокрые, травы некошеные, моросью покрыты, куртка теплая, и дом с печкой. Земляника с молоком, сапоги мокрые, дождик в стекло. Спать хочется. Не утро, не вечер. Плед.

Коричневый. Растения да, животные нет. Духи не замечают. Книги. Спать, есть, уют любит. Дом… - не знаю. Хмурый день. Зверобой, калуфер, фенхель? Бояться – животных и поездов. Любить – мягкие кресла и людей. Взгляд – поиск, глаза – вопрос. Смерть – сон. Реалист по сути, но должен был стать другим. Не повезло. Похож на пыль, но не от древности. Не пепел. Внимателен, аккуратен, педантичен. Мельтешит, жаль.

На крота похож. Не в смысле слепоты, а просто. Мягкий, упорный, и жалко. Технику любит не всю. Любит сон, позднюю весну, тепло. Не металл, не камень, дерево.

Хороший, я бы многое отдала, но не все. Я чувствую, что ему нельзя доверять до конца.

 

Жертвы, они такие...

 

Плачьте.

 

«…Плачьте. Плачьте по невозможности, плачьте по безысходности, плачьте по неизменности и застывшести этого мира.

Плачьте по пустым полкам в поездах дальнего следования. Вы ведь садились в поезд, чтобы изменить свою жизнь, чтобы лопнула оболочка, чтобы родился новый случай. Вам сказали, что вы встретите свою судьбу, и вы бежали по вагону, ища глазами того, кто предназначен вам, но встречали только пустые лица. Вы выходили в холодный тамбур, где стены покрыты инеем, а за окном тьма, в которой ничего нету. Но некому было выйти вслед за вами. Вы сидели в своем купе, вы жадно смотрели на попутчиков, но те только ели курицу, извлеченную из фольги на ваших глазах, а потом стали готовиться ко сну.

Тогда осталась последняя возможность. Ведь прямо напротив вас осталась пустая полка. Вы ждали, что именно на следующей станции войдет и сядет сюда человек, которого вы ждете. А он все не заходил. Вы не ложились спать, и вновь и вновь отправлялись в тамбур, и никто не выходил за вами. Тогда вы легли на свою полку, но вы не спали, и все ждали, и читали в полной темноте совсем не интересную вам книгу, только чтобы не уснуть, только чтобы не пропустить свою судьбу.

А потом вы уснули, потому что нельзя было не уснуть в темном купе, где отовсюду только мерное дыхание, и ничего больше. И никого больше. Но на следующей же остановке вы проснулись, и ваше сердце билось в ожидании того, кто войдет сейчас. Но никто не вошел.

Вы просыпались на каждой остановке, и только на последние два часа вы уснули крепким, безысходным сном. А когда вы проснулись, ваши попутчики уже встали, и собрали свои вещи, и снова ели курицу из фольги. А место напротив так и осталось пустым.

И тогда вы перестали ездить в поездах.

 

Плачьте. Плачьте по озлобленным людям. Они не злые, нет, у них есть семья, и они любят своих детей и жену, и пьют пиво с друзьями, и плачут, когда никто не видит. Но в их глазах злость, их кулаки сжаты, они против всех, против тех, кого не знают, против, против…

Вы же видели, как врывались они в вагон метро, как били в спины тех, кто не мог войти дальше, и был в этом виноват. Вы видели, как мужчина яростно пытался вытащить свою сумку, зажатую дверьми, а когда не получилось, разразился бранью, и ударил стоящего рядом. Вы видели, как они били друг друга, как брызгала кровь, сыпались разбитые стекла очков и кричали женщины. И как маленькая девочка смотрела застывшими глазами на красные пятна на своей куртке.

Вы закричали тогда: «Что вы делаете? Это же ребенок! Что с вами?!» Вы подхватили девочку на руки, а на вас смотрели безумными глазами, и тянули руки, чтобы схватить, растерзать, оставить окровавленные клочья. Поезд остановился, и вы опустили девочку на пол, и кинулись бежать оттуда, от этих людей, прекрасно понимая, что бежать некуда...

 

Плачьте. Плачьте по зимним городам. Вы шли мимо сверкающих витрин, и мимо вас шли люди и несли елки, и игрушки, и праздничные торты. У каждого в глазах вы видели усталость, раздражение, невозможность. Никто не заходил в магазины, слишком дорогие, слишком далекие. Родители с поджатыми губами вели за руки плачущих детей. Дрожащая старушка на углу просила два рубля. И все это называлось праздником…

 

Плачьте. Плачьте по лишним людям. У них нет еды, у них нет одежды, у них нет ничего. Кажется, у них уже нет души. Люди шарахаются от их вида, от их запаха, от того, что чувствуют стыд за их долю. Вы видели грязную женщину, она упала на снег, и просила руку. Но никто не поднял ее. Она так и валялась и кричала, пока вы не подошли, и, не боясь за свое кремовое пальто и чистые перчатки, не протянули ей руку. Она с трудом встала, и продолжала кричать и плакать, что у нее совсем нет друзей, никого нету, а вы уже бежали прочь с одной мыслью: вымыть руку!..

Вы бежали прочь. И потом долго пили теплую водку, пытаясь забыть эту картину.

Им не помочь. Их не спасти. Но от них и не избавиться…

 

Плачьте. Плачьте. Плачьте. Потому что никто из них уже не может…»

Тень четвертая

«Если стоять лицом к солнцу, то тень будет сзади, а если спиной – то спереди.»

Николаша Тихомиров

 

Виновата лампа дневного света. Это случилось на практикуме по химии.

 

Кафедра молекулярной биологии… Крашенинников… Ничего не знают, ничего не умеют… Второй раз за неделю назвал ее Дашунчиком. Получит в глаз. И правильно. Кое-кто уже получил в глаз за Верунчика. Пусть Дашуней зовет, так благозвучнее… что, я это обсуждать буду?

 

…воздух. Он… хм… голубой? Ну, я не то хотела сказать! Ну, очень светло-голубой… Холодный. Часто смеется. Его мне бы больше всего хотелось заставить сбросить маску уверенности. Снег чистый, воды СЛО, воздух Арктики… легкая смерть... научное исследование…. Белый, прозрачный, серо-голубой. Зимний день, -5 – (-8)ºС, снег тонким слоем на промерзшей земле, на сухом асфальте. Чистый, прозрачный воздух. Ярко-синее небо, легкие серые тучки, но закрыли солнце. Хочется двигаться, бегать, быть вне дома. Стекло и белые халаты. И никто не знает, что на дне, под лужами, хранится грязь. Неожиданность. Предаст? (Нет, педераст. В хорошем смысле.) Да, причем даже и не заметит…

Таким он кажется издалека. Вблизи меняется. Теплеет, конец апреля – май. Листочки, небо голубое, солнце закрыто облаком. Сирень скоро зацветет. Белая... Лужи небо отражают. Нету грязи, нету ее. Не сделает он ничего плохого, пока рядом. Только когда отойдет, чтобы неожиданно. Голос приятный, мятный холодок. Мягкий, теплый, но тут же холодный.

Красота? Пожалуй. Храни вас высшие силы от такой красоты! Это – красота сантехников и слесарей. Сила – небольшая, легкая, прозрачная. Лед. Зубы белые, кожа бледная. Конь блед. Смех недобрый. Не доброта, не справедливость. Хитрость – если получится. Свет – да! Он свет. От лампы дневного света. Любить не может – удалили. Я бы… Нет, на фиг. Себя жалко. Человек рядом помрет со скуки.

Подошел, спросил, посмеялся. Ему не важно. И в то же время он не обижает. Не обидно. Он рядом и далеко. В нем нет цвета. Жизни тоже нету. Внутри другой. Что скрывается под маской изо льда? Догадываться о внутренних качествах – скользкая дорожка. Помощь – рыночные отношения. Может немного помочь своим. Объяснит с удовольствием. Я уверена – ему не плохо. Он просто не воспринимает это как плохо. Дружба? Да. Человек не может быть один. Но не заботится. Люди к нему тянутся – он полезен. Люди ему не важны. Не хорошо, не плохо. Меня это не раздражает. Живость, быстрые движения, резковаты, но не слишком. Красиво двигается. Левый. Странно, что не левша. Климатис. Полынь. Он – сон. Гипнос. Но только не свой. Синяя ручка, бумага. Плохо краснеет, наверное. Он похож на слишком короткую лестницу в небо, на синий дисплей моего магнитофона. Дымчатый кварц. Основание, а не кислота. Серебряный медальон, часы, Питер, алюминиевая кастрюля. Алюминий. Он мог бы быть сталью, но не настолько твердый. Моя тень: «Серый, стекло, лед-9. Ближайший год – что-то должно произойти. Болезнь, любовь. Застывший – изменится. Мята, понижает мужскую потенцию…»

 

Я бы не рискнула сравнить его ни с одним из животных… Машина, или стихия, как угодно. Только застывшая. Чувств я в нем не замечала. От него всегда приятно веяло холодом. Глядя на него, я чувствовала себя как перед картинкой. Застывшая мясорубка (без мяса, новая, чистая), снежная лавина, волна. Не двигаются смертоносные лезвия, не несется вниз снег, но живет в них особое движение. Движение мига. Льдом он был для меня, даже когда я случайно касалась его руки, в ней не было ничего живого. Холод и лед. Но, вы знаете, бывает такое ощущение, когда вы точно знаете: перед вами смерть, но она не для вас. Так и я знала – для меня он застыл навсегда. Меня не коснется лезвие. И я не боялась. Хотя, и я знаю, что говорю, было чего!

 

Э-э-э… Любит сказки?..

 

Сказка.

 

«…В одной далекой северной стране, где даже мужчины носят длинные светлые волосы, и отнимают шкуры у диких животных, чтобы бросить их к ногам своих женщин, жила девушка. Отец девушки был не просто так там, а вождь местного племени, поэтому девушка носила шубку из мягких соболиных шкурок и легкую диадемку на волосах. И поскольку в этой стране не только мужчины отличались храбростью, девушка еще носила гордо голову и смелый блеск в глазах.

Приехавший в эту страну правитель далеких южных земель полюбил Звезду Севера и увез ее в свои владения женой. При такой жене он с легкостью мог бы попасть под ее каблук, если бы сам не обладал неукротимым характером. Поэтому никто из супругов не мог похвастаться властью над другим, уступали они друг другу только в исключительных случаях, в общем, жили душа в душу. Вскоре у них родился ребенок, девочка.

Принцесса унаследовала характер обоих родителей, красоту матери и приданное от отца, в связи с чем была очень выгодной невестой. Детей у супругов больше не предвиделось, и принцы окрестных земель уже облизывались в предвкушении присоединения к своим владениям и этого королевства. И не все из них могли бы догадаться, кто именно будет править при таком раскладе обоими королевствами: дочка еще с раннего младенчества хорошо умела объяснять, чего именно она хочет. Впрочем, при всем при этом, принцесса была очень добрая, воспитанная, и за ней не водилось дурных дел. А характер – так это положительная черта, а не отрицательная.

Да и рано было говорить об этом. Оба родителя пока на тот свет не собирались, а дочка, хоть уже и ослепляла красотой, была еще слишком молода. И все бы было очень здорово, да только…

Говорят, от судьбы не уйдешь (ну, это если верить фаталистам…) Зато уж придворные маги всегда готовы предсказать принцессе столько неприятностей, что впору быстренько скидывать платье из парчи, и бежать в крестьянки. И вот нашей принцессе тоже уже расписали всю жизнь, от рождения до самой смерти. Дескать, цвести ей до 15 лет, а там придет старая ведьма, и заколдует ее. И спать ей неизвестно сколько (побоялись маги время указать. Еще ошибутся, а король-то сами знаете какой!), и мучиться во сне, замерзая на голой неприступной скале, пока принц не расколдует ее поцелуем. Далее, естественно, следовали свадьба, наследование королевства и всеобщее счастье.

Никто против, в общем-то, не был. Конечно, принцессе не очень хотелось спать на скале неизвестно сколько. Ну да это просто женские капризы! Я вот точно знаю одну девушку, которая не отказалась бы поспать два-три столетия, вместо того, чтобы учить по ночам физхимию. Кроме того, ей твердили о такой судьбе с самого детства, она уже свыклась с этой мыслью, и ее вполне утешало, что за холодным сном последует прекрасный принц.

Итак, доросла наша принцесса до 15 лет, и началось всекоролевское волнение. Но ведь 15 лет-то ей длится целый год, а разве проследишь весь год за юной отроковицей? Ну, последили за каждым ее шагом месяца два, а далее принцессе надоели вечные шаги придворных за ее спиной. (Не без основания думаю, что сие придворные мешали каким-нибудь очень важным делам принцессы. А вы бы сами стали бы верить в какое-то предсказание и ждать неизвестного принца, который еще неизвестно когда придет, если этих принцев и так вагон под окном, а вы молоды и красивы? Вот и принцесса не хотела ждать.)

Ну, норова достойной доченьке родителей было не занимать. (Не верите? Ничего, когда у вас будет пятнадцатилетняя дочка, считающая себя принцессой в платье, больше всего напоминающем ночную рубашку, с красными волосами и накладными ногтями в метр длинной, вот тогда и попробуйте с ней справиться. Вот и увидим ваши успехи в этом.) А от принцессы вскоре все отстали и решили: будь что будет. Если верно предсказание – все равно не уберечь. А если нет – чего зря силы и придворных тратить?

Принцесса была довольна и радовалась жизни в полной мере. И еще бы не радоваться, если шла она по залитой солнцем каштановой аллее, и в руке ее дурманяще пах белый цветок, а за корсаж была спрятана записка такого содержания… ну, сами можете догадаться…

Никогда не допускайте, чтобы вам перебегала дорогу старая бабка. Лучше всего сразу кидайтесь камнями, или начинайте плеваться за левое плечо. Авось, исчезнет старая карга. Плохая это примета, да-да, не удивляйтесь. Это сочинители плохих примет все перепутали, вот и твердят про черную кошку и пустые ведра. А ведь гораздо опаснее, когда бабка без всяких ведер бежит вам наперерез через дорогу. Особенно неприятно, конечно, когда это происходит неподалеку от поста ГАИ, а вы едете на любимых «жигулях», у которых в очередной раз немного брахлят тормоза… Но и принцессе несладко пришлось, как вы вскоре увидите.

Вот, не давайте бабке перебежать вам дорогу. А уж если она что-то уронила – ни в коем случае не поднимайте этого. Сама пусть нагибается!

Принцесса, к сожалению, правил этих не знала, и, будучи очень вежливой девушкой, кинулась к бабке с криком:

-      Ой, у вас лукошко упало, давайте я подниму!..

Все бы ничего. Принцесса подбежала к опешившей бабке (видать, редко та видела вежливых людей!), наклонилась за лукошком… И тут из-за корсажа предательски выскользнула давешняя записка. Очень дорога, видать, была девушке та записка. Она инстинктивно подхватила ее рукой, выпустив при этом лукошко. В другой руке, как мы знаем, принцесса держала цветок, так что… надо ли говорить о том, что лукошко образцово спикировало прямо на больную ногу старушки. А в лукошке та, видать, кирпичи таскала! Ну, кирпичи не кирпичи, а взвыла бабка будь здоров, откуда только сила легких взялась!..

Принцесса, конечно, тут же подняла лукошко и принялась извиняться. Но бабка уже смотрела на нее недобрым глазом. Так ведь и сглазить недолго, знаете ли!

-      Да… помогла, нечего сказать. Хоть и принцесса, а руки растут из… хм… В общем, надо бы тебя наказать… превратить в жабу, что ли?..

-      Эй-эй, за что же в жабу-то! – запротестовала принцесса. – Я ведь нечаянно это сделала. Я хотела помочь, доброе дело сделать!

-      Да уж, вижу, что доброе! Так мне ногу отбить!.. Ладно, как вас там принято заколдовывать-то? Чтоб спала невесть сколько, пока принц не придет? Вот так и сделаем…

Ведьма (а кем еще могла оказаться такая «милая» старушка?) произнесла заклинание, и принцесса без чувств опустилась на песок аллеи, и тут же крепко уснула.

Бабка же два раза плюнула через правое плечо, не попала в ангела (говорят, ангелы за правым плечом не оставляют даже таких старых ведьм, как эта, также как и черти выглядывают из-за левого плеча даже самых святых людей), расстроилась, и пошла домой.

Принцесса осталась лежать на дорожке. И ее увидел ветер.

Этот бродяга всегда был рад утащить, что плохо лежит. А уж что так лежит… Принцесса ведь была очень красивая. Ветер давно любовался ею, изредка касался ее горячей щеки или заигрывал с волосами. А теперь она была так беззащитна, просто полностью в его власти, вся, целиком. Оставим дальнейшие мысли ветра ему самому, а то мало ли что он может еще подумать! Принцы, которые ждали принцессу под ее окном, о таком, между прочим, еще и не думали мечтать – слишком хорошо были воспитаны!

Так или иначе, ветер подхватил девушку и понес ее в свое логово. Цветок выпал из ее ослабевшей руки, а вот записка так и осталась лежать за корсажем…

Ветер был полон разных мыслей. Но когда он принес принцессу на вершину неприступной скалы, и положил на холодный камень, а солнце все равно не оставило ее, и играло на золоте одежд, серег и волос… Он смотрел на ее милое лицо, ставшее во сне совсем детским… на тонкую руку, лежащую поверх платья… И ветер понял, что никогда не причинит зла этой девушке. Потому что любит ее, а настоящая любовь не может нести зло. Если бы девушка проснулась, ветер бы упал к ее ногам и молил бы о прощении, и о любви. Но ветер не был принцем. И ему оставалось только ждать. Те, кто любят, умеют ждать долго.

В замке поселился переполох. Король был все-таки человеком властным, и хорошо умел объяснять окружающим, что конкретно он хочет. Принцесса у него училась.

Бабку тут же нашли. И, наскоро объяснив, что нехорошо таскать кошелки с кирпичами, отправили на костер. Даже привязанная к столбу, в огне, бабка продолжала поливать толпу зевак, пришедших посмотреть на казнь, проклятиями и бранью. За правым ее плечом горестно вздыхал ангел, а за левым радостно потирал руки черт…

Придворные маги, которым вовсе не хотелось отправиться вслед за бабкой, тут же выяснили, кто похититель принцессы. И толпа принцев прямо из-под окна отправилась штурмовать неприступную скалу.

Скала, конечно, была неприступной, но и среди принцев были профессиональные альпинисты, покорители Эвереста и Пика Коммунизма. Ну, принцессе пришлось полежать на камне еще недельки две, пока принцы окончательно освоились в скалолазании... И вот самый сильный из них запрыгнул на площадку на вершине скалы, и вошел в пещеру, которая служила жилищем ветру. Принц уже приготовился к смертному бою, но увидел только прозрачную фигуру, съежившуюся в углу, как от сильного холода, и грустно взиравшую на центральный камень пещеры, на котором лежала… она, принцесса.

-      Выходи биться со мной, гнусный похититель! – крикнул принц, и поиграл мускулами.

Тех у него было в избытке, недаром он первым забрался на скалу. Но фигура в углу не пошевелилась.

-      Выходи на бой!.. – уже менее уверенно крикнул принц.

Он не понимал, в чем дело. Почему враг не хочет с ним бороться?

-      Пожалуйста, разбуди ее… - тихо попросил ветер.

-      Чего? – не понял принц.

-      Она должна бегать по траве и вдыхать аромат цветов, а не лежать так без движения… - продолжил ветер. - А я смирюсь с тем, что она станет твоей…

Принц пошел к принцессе, разочарованный несостоявшимся боем. Принцесса действительно была очень красивой, особенно вблизи, и принц с удовольствием поцеловал ее и подумал, как это здорово, что она теперь принадлежит ему. После поцелуя ресницы девушки затрепетали, и спаситель подхватил ее на плечо и побежал из пещеры. Проходя мимо скрючившейся в углу фигуры, он остановился и пнул ее ногой. К сожалению, нога легко прошла сквозь прозрачный силуэт, и больно ударилась о стену пещеры, а фигура грустно улыбнулась.

Когда принц начал спускаться вниз, держась одной рукой за веревку (другой он придерживал на плече принцессу) и, чертыхаясь, задевая ударенной ногой за скалу… Ветер не выдержал. Он испугался, что принц может уронить девушку или ударить ее случайно о камень… Нет, это невозможно! Ветер подхватил их обоих, оторвал от скалы, донес до самого замка и опустил на крыльцо.

Потом ветер кинулся обратно в горы. Он бы с удовольствием бросился вниз со своей скалы и покончил с собой, но, к несчастью, был бессмертным, причем совсем, так что тут не мог помочь даже Дункан Маклауд с мечом.

Девушку у радостного принца отобрали и положили отлеживаться в своей комнате. (Ну и что, что долго спала! Зато там на камнях, а тут на мягкой постели!) Всех лишних из замка вытолкали, а родители вместе с придворными ходили на цыпочках и спрашивали, чего доченька хочет. От таких забот доченька быстро окрепла и захотела, чтобы над ней перестали издеваться. И тогда к ней пустили принца.

Принц вбежал в комнату и бросился к ногам принцессы, как положено.

-      Наконец-то, моя невеста, завтра наша свадьба! Я так люблю тебя! Любишь ли ты меня?

Сильный и бесхитростный, он не врал. Ему не нужно было королевство, он действительно любил принцессу. А вот она задумалась, и, хмурясь, принялась разглядывать своего спасителя. Раньше ей казалось, что достаточно будет увидеть принца, и она сразу в него влюбится. А теперь видела она перед собой гору мышц. Вообще-то, ей нравились несколько другие мужчины… Ладно, в мужчине внешность – не главное, попыталась убедить она сама себя. И заговорила со своим женихом… О да!.. Вот уж чего не стоило делать! К горе мышц добавился спинной мозг трицератопса, запихнутый по ошибке в черепную коробку… коробочку… размером со спичечную… Нет, он был очень хороший и добрый, наверное, но принцесса поняла: следующими его словами будет «А еще я в нее ем.»

«И мне его любить?» – ужаснулась принцесса. И задумалась. Принц ждал. В конце концов, принцесса решила, что честнее будет сказать, что она никогда в жизни не выйдет за него.

-      Я не согласна. Я не могу выйти за тебя. Извини… - сказала она.

-      Ты не можешь отказаться, - ответил принц.

-      Как это не могу? – удивилась принцесса. – Это моя жизнь. Я не хочу прожить ее с нелюбимым мне человеком.

-      Тебе придется за меня выйти. Таково предсказание.

Принцесса начала раздражаться.

-      Я сказала – нет. Неужели ты думаешь, что сможешь меня заставить?

-      Ты все равно будешь моей.

-      Так, у тебя со слухом все в порядке? Девушка отказала, ясно? Нет, нет и нет.

-      Тебя заставят родители. Я – твоя судьба.

-      От такой судьбы лучше повеситься! До тебя же простейшее слово никак не дойдет. Нет! Пошел вон, по пути обдумаешь!

Приказу этой принцессы трудно было не подчиниться. Когда за принцем захлопнулась дверь, принцесса достала из-за корсажа старое письмо, кинулась на кровать и залилась слезами.

Наверное, принцессу просто слишком рано разбудили, и она еще не успела забыть… Ну, скажем, того же письма, которое теперь подложила под мокрую от слез щеку… В общем, обвинить в ошибке было некого, но не любила она своего жениха. Ну, совсем. Да и не смогла бы никогда полюбить. Но она не смирилась. Она верила в родительскую любовь.

После слез принцесса пошла показывать свой характер. Однако родители, всю жизнь уступавшие ей в ее капризах, тут проявили неожиданную твердость. Очевидно, они решили, что раз часть предсказания сбылась, то и все остальное должно сбыться. Все-таки жалко, что маги не сказали, сколько принцесса должна проспать. Вот оставили бы ее в пещере лет на триста, и была бы она рада любому мужику, ее поцеловавшему. А тут принцесса уперлась. Одна мысль о совместной жизни с «трицератопсом» повергала ее в ужас. Но и родители на все ее отказы, угрозы и слезы только качали головой.

В конце концов, королю это надоело, он грозно поднялся с трона и крикнул:

-      Я сказал, значит – завтра свадьба! И не подумай ослушаться! За тобой следят, сбежать не удастся. Я твой отец, да еще и король, то есть вдвойне прав. Все, как скажу, так и будет.

Вот это было уже серьезно. Принцесса испугалась и вернулась в свою комнату. Она не могла понять, как ее добрые родители вдруг так изменились. И она не подумала, что это лишь минутное плохое настроение ее отца. Она перестала верить в мать и отца. Но она не смирилась.

Она велела позвать к себе того молодого принца, который читал ей стихи под окном, и записку которого она прятала на груди. Верная служанка провела его потайной лестницей, и оставила их одних. Принцесса кинулась к человеку, которого любила еще до сна, схватила его за руку.

-      Давай уедем отсюда, вместе сегодня ночью. Спаси меня от этого чудовища, увези меня от злых родителей! Ведь ты любишь меня?

-      Конечно, люблю. Но это не имеет значения. Я должен от тебя отказаться. Свершилось предсказание…

-      Опять предсказание?! Ты не любишь меня?

-      Что ты, я люблю тебя всем сердцем, но ведь твой отец так верит в предсказание, и твоя мать так верит, и твой жених уж так верит, что шею мне точно свернет…

-      Ах, вот в чем дело! Трус! Жалкий трус! Прочь, вон отсюда!

Принц поспешил убраться подальше. Она ведь все-таки принцесса, мало ли чего прикажет страже. Да что там стража! Только покажет записочку жениху…

А принцесса заперла все двери своей комнаты, и в одиночестве опять расплакалась. Она не подумала, что принц на самом деле любил ее, просто не мог всем для нее пожертвовать. Она больше не верила в любовь.

За окном постепенно стемнело. За закрытыми дверями готовились к свадьбе. Все решили, что принцесса смирилась. Но разве к тому передала ей мать кровь гордого северного народа?

Не видя иного выхода, принцесса распахнула окно, и встала на подоконник. Не очень высоко, конечно, но если вниз головой лететь и основание черепа ломать… Она уже приготовилась шагнуть, как вдруг заметила в ветвях дерева напротив легкий прозрачный силуэт. Ветви чуть качались, бросая тени, а глаза были обращены к ней.

-      Ветер… - тихо позвала она.

Ветер опустился к ее ногам. И просил о прощении, но не смел просить о любви. И слезы принцессы высохли, то ли от теплого дуновения, то ли просто так.

С тех пор в том королевстве принцессу больше никто не видел…»

 

- А принц?

- Как ты думаешь, неужели людям ненужным легче оттого, что их забывают?

- Но он справился!

- А его тень?..

 

 

 

 

 

 

Может быть, мы – тени друг друга

 

Сама я. Сама во всем виновата. Этого не случалось.

 

Вот все говорят: загляните человеку в глаза, и увидите его душу. Глаза, дескать, зеркало души. А я вот сколько не смотрела, ни разу там души не видела. Разное видела, глаза и вправду многое отражают. И мысли, и чувства, и страхи там разные. Однажды я начала видеть в глазах людей смерть. Ох, и перепугалась же я тогда! Взгляну, и тут же вижу человека лежащим где-нибудь, без движения, совсем навсегда. Ой, и боялась же я тогда к зеркалу подходить! И правильно. Люди, может, и желают знать, что будет, вот только смерть свою никому увидать не хочется…

А то и другое бывало. Видела я картинки из будущего, только не в глазах уже, а во всем человеке, в походке его, в манерах. Посмотрю, и вижу этого человека на берегу моря, или в богатой зале, а то и в камере пыточной. И в прошлое меня заносило. Вижу, человек идет по улице, а вокруг – Англия, 18 век. Как такое может быть, ведь вот человек-то, вместе со мной в 20-м живет, а машину времени пока не изобрели… А ничего поделать не могу, будущее, и все тут. Только вот никогда ничего хорошего я не видела. Ни в прошлом, ни в будущем человека. Так что на мои предсказания полагаться нельзя, разве что очень захочется. Это ведь известно – чего очень захочется, то и будет. Обидно только, что чаще всего человеку хочется побольше другим неприятностей. Оно ведь сбывается…

 

Я видела их так:

 

…моя тень устало сидела на старом рассохшемся стуле, на захламленной кухне, с пододеяльниками и полотенцами на веревках. Ее руки были сложены на коленях, на ней был старый халат и фартук поверх, и кипятился бак с бельем, а рядом по полу ползал годовалый ребенок. Еще один в детском саду. Еще один родится месяца через четыре. Лицо – сеть преждевременных морщин. Левая рука обожжена и блестит жирной мазью. Безнадежность в чертах лица ее. Безнадежность…

 

…она сходила на землю с самолета, жмурясь от слепящего солнца, и, поднеся ладонь к глазам, смотрела в яркое синее небо без единого облака. А за ней спускался грузный мужчина, с красным одутловатым лицом, по которому текли капли пота. Он нес ее чемоданы. Они были женаты уже десять лет…

 

…сидела в мягком кресле в уютной комнате, и круг света от торшера освещал ее яркое открытое платье, изысканный маникюр, короткую стрижку. Одна безупречной формы нога лежала на второй, ступня в открытой босоножке покачивалась в такт легкой музыке. В руках ее был стакан с вермутом, а на лице сияла улыбка. Напротив нее в таком же кресле сидел элегантного вида собеседник, и любовался этой тенью, вот только свет от торшера не долетал до него, и я не видела его лица. Знаю только, что ее задачей было очаровать его…

 

…стояла на краю утеса, среди грозных скал, дерзящих самому небу, и ветер трепал ее волосы, выбивал слезы из глаз, но лицо ее было сурово и решительно, ни тени улыбки не проглядывало на нем. Фигура ее застыла настолько неподвижно, что казалась камнем...

 

…я видела широко открытые удивленные глаза, устремленные в серое небо над одной маленькой деревушкой, словно их неподвижный взгляд пытался прочитать в этом небе свою судьбу, и причину, по которой ранее живое тело теперь коченело в придорожной канаве...

 

…почтительно подавал руку даме в шелковом платье стального цвета со страусовыми перьями, выходящей из кареты. Темный костюм и блестящий цилиндр, и щегольские усики – все это выдавало в нем 18 век и джентльмена. Но в глазах его можно было прочесть презрение к этой даме…

 

…он был еле виден в темноте на крыльце старого дома, под маленьким козырьком над дверью, по жести которого барабанил дождь, и капли падали перед самым его лицом. А где-то там, в темноте, лежал его преследователь. Тень улыбалась – его бегство было окончено...

 

…в тот же самый момент с удивлением и болью смотрел на глубокую царапину через всю ладонь. И капли крови капали на белый халат. А на идеально чистом полу лаборатории валялись осколки пробирки...

 

…к счастью или нет, но я не видела своего будущего. Только знаю, что в тот момент, когда я в последний раз закрыла свои глаза, и меня собрались нести в открытом гробу до холодного пристанища, мой герой вошел в комнату старенького деревенского домика. Там, у пышущей жаром печки, сидела в кресле старушка. На плечи ее был накинут шерстяной платок, на коленях спала черная кошка, а глаза ее невидящим взглядом пронзали стену. Моя ли, ее ли вина в том, что он принял ее за меня? Она лишь вспоминала…

 

 

Послесловие

«Дождь с отчаяньем бьет кулаками в окно –

Так бывает весной.

Люди тихо встают, друг на друга глядят

И уходят под грохот дождя…»

Леонид Киселев

 

Он уходил весной, примерно в апреле. Или в мае?.. Это была просто весна? Духи деревьев смотрели на него удивленно. Они уже давно проснулись, и привели себя в порядок. Они жадно пили жизнь, они не могли понять, почему кому-то хочется убивать. Я завидовала им со всей возможностью яростью, и уже не пыталась разбить окно и выйти в мир, где еще бывает тепло…

Он уходил летом, где-то в августе. На этот раз он был не один, на его руке висла подвыпившая девчонка, падающая с собственных каблуков. Или мне это только казалось в тумане ревности?.. Деревья обмахивались сухими листьями в жалкой надежде на прохладу. Жара давила на плечи, духота предсказывала грозу, голова кружилась в багровом тумане. Предательство было еще более противно, чем просто ложь…

Он уходил от меня осенью. Неважно, какой именно осенью, этой, или следующей. Духи деревьев уже заплели перед сном длинные косы, и последний раз взглянули в лужи-зеркала на асфальте, и легли спать, умирая. Как будто и впрямь уроки сделаны, комната убрана, и спешить некуда. Спешить некуда… Никуда не торопясь, нога за ногу, плелась я к метро мимо голых деревьев, и опять надо мной было седое небо, и опять под ногами мокрые бурые листья, и моросил дождик… Я снова одна?

Он уходил и зимой, под самый Новый год. Я уже не делала попыток побежать за ним, пристынув к холодному стволу, хватаясь пальцами за кору. Застывайте, слезы, красьте ресницы в белый цвет. Я мертва, я умерла еще той самой первой осенью. Я – воплощение природы. Я оживу весной?..

Без ложной скромности хочу сказать, что он уходил от меня не менее пятидесяти раз. И каждый раз я плачу, чувствуя себя дождем, или уж на самом деле воплощением природы. Время принесло мне только одно – я не хочу думать о будущем. Я просто пишу про него. Я греюсь рядом с плитой или утюгом. Я засыпаю и улыбаюсь, вспоминая его. Я просто хочу его обнять.

 

У меня, наверное, жизненный цикл такой. Как у природы. Просыпаться весной и засыпать осенью. И я шепчу: «Осень… Вы осень, сэр… Мы опять опоздали пожить…»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В тексте использованы стихи Веры Башмаковой, с ее любезного разрешения.

 

 

 

Москва, 2003-2005 г.

На главную страницу